Метафизическое направление в английской литературе. Шайтанов и

  • Специальность ВАК РФ10.01.01
  • Количество страниц 286

ПОЭТИЧЕСКОЕ СЛОВО:

КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ типология

И ТОПОЛОГИЧЕСКАЯ ГЕРМЕНЕВТИКА

Е.А. БАРАТЫНСКИЙ: ЭСХАТОЛОГИЯ И РОДИНА

§ 1. Поэтическая эсхатология Е.А.Баратынского

§ 2.Тема «малой родины» в поэтическом мире Е.А.Баратынского

А.С.ХОМЯКОВ: ЛАНДШАФТ И НЕБО

§ 1 .Специфика художественного пространства в лирике А.С.Хомякова

§ 2.Поэтическая метафизика стихотворения А.С.Хомякова «Заря».

§ 3.Тотальность бытийного сна в последнем стихотворении А.С.Хомякова.

Ф.И.ТЮТЧЕВ: КОСМИЗМ И КЕНОЗИС

§ 1 .Человек и пространство в художественном мире Ф.И.Тютчева.

§ 2.Символическая герменевтика стихотворения Ф.И.Тютчева «Сны»

§ 3.Лексическая субстанция ТЫ в художественном мире Ф.И.Тютчева: персонологические особенности поэтической софиологии.

§ 4.В.С.Соловьев и Ф.И.Тютчев: проблемы поэтической софиологии

ЧЕЛОВЕК И ТОТАЛЬНОСТЬ

В РУССКОЙ МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ ЛИРИКЕ XIX ВЕКА

§ 1.Антропное и космическое в культурных горизонтах Нового времени

§ 2.Антропоморфология тотальности в русской метафизической лирике XIX века.

§ 3.Эсхатологическая мистерия «Листопада»: àb эзотерическая герменевтика

Осенней поэмы» И.А.Бунина

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

  • Софийность и ее коннотации в русской литературе XIX-начала ХХ веков (поэтика всеединства) 2011 год, доктор филологических наук Крохина, Надежда Павловна

  • Поэтическая софиология Ф.И. Тютчева 2004 год, кандидат филологических наук Ширшова, Ирина Александровна

  • Метафизика бессмертия в русской романтической лирике 2007 год, доктор филологических наук Косяков, Геннадий Викторович

  • Проблема целостности художественной формы в поэтике Серебряного века на примере диалога символизма и акмеизма 2011 год, доктор культурологии Мусинова, Наталия Евгеньевна

  • Творчество Б. Пастернака как художественная версия философии жизни 2009 год, кандидат филологических наук Брюханова, Юлия Михайловна

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Русская метафизическая лирика XIX века: Е.А. Баратынский, А.С. Хомяков, Ф.И. Тютчев, поэтика пространства»

ПОЭТИЧЕСКОЕ СЛОВО: КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ И ТОПОЛОГИЧЕСКАЯ ГЕРМЕНЕВТИКА

Мир субъективного создания, с его пространством и временем, также действителен, как мир внешний.

А. С. Хомяков

Любая объективная история литературы построена на глубинно поставленной интерпретации - по существу, академически значимой (обоснованной и обосновывающей) теории. После выхода знаменитых работ ^ западно-европейских мыслителей М.Мерло-Понти «Феноменология восприятия» (1945 г.) с особым разделом «Пространство», Г.Башляра «Поэтика пространства» (1957 г.), М.Хайдегтера «Искусство и пространство» (1969 г.) топологическая проблематика ныне активно транспонируется философией, искусствознанием, культурологией, не обошла она и литературоведение, о чем свидетельствует богатое наследие М.М.Бахтина, задолго и совершенно самостоятельно разработавшего глубочайшую прикладную идею «хронотопа», а также труды Ю.М.Лотмана, А.В.Михайлова, В.Н.Топорова. И однако художественная метафизика - метафизическая феноменология поэтического творчества - остается и по сей день предметной сферой, все еще не достаточно раскрытой именно в топологическом отношении. Всеобъемлющее (а именно с этим опытом прежде всего имеет дело метафизика) в слове поэта (и, по-преимуществу, поэта-романтика) становится пространством, со-размерным его душе. Это креативное событие порождает комплекс общезначимых герменевтических проблем, весьма своеобразная возгонка которых только усиливается причастностью к русскому культурно-историческому контексту.

Художественный топос всегда отмечен человеческой странностью. Взаимопринадлежность русской поэзии XIX века и определенного культурно-природного пространства онтологически исходна и вполне очевидна; интересно, однако, что всякий раз здесь вступают в игру стоящие за словом и местом - личность и глобальное. Эвристическим решением этого взаимо-действия, отнюдь не расколдовывающим его магико-мистическую энигму, является особая форма философско-эстетического смысла - метафизическая лирика. Характерология этого квазижанрового феномена потребует предварительного обращения к онтологии и типологии культуры как метафизического целого.

Русская культура подчеркнуто антиномична: невегласие и литературоцентризм, бесформенность и ландшафтность, открытость и потаенность. Последнее качество относится и к самому существу русской тайны. Понятно поэтому обращение к нему современной русской науки о слове, ищущей самобытных оснований и ключей в мир осердеченного пространства.

Настойчивое движение гуманитарной и, в частности, филологической мысли в сторону от концептуально-теоретической магистрали научного восприятия искусства как «второй реальности» к «первичности» опыта раскрытого в нем Бытия - пожалуй, единственное, что сегодня можно реально противопоставить методологической агрессии, отчуждающей нас от предмета изучения, и неизбежно сопутствующему этому отчуждению теоретическому хаосу, фатально порождаемому логической симуляцией сути.

Эта никем еще не решенная в полноте своего онтологического замысла исследовательская задача носит в самых существенных чертах герменевтический характер и связана с непрерывно длящимся самопониманием тотальности культурно-исторического присутствия в опыте русской мысли. Впрочем, исходный масштаб этого самопонимания заведомо шире: «На почве истории литературы, - писал В. Дильтей, - у нас развернулось философское осмысление истории»!; «История литературы, - подчеркивал М. Хайдеггер, - должна стать историей проблем»^.

Главное, как нам представляется, препятствие на этом герменевтическом пути лежит скорее всего в обширной зоне слишком поспешного академического одомашнивания онтологии в качестве «методологической процедуры»^. Этому подспудно потворствует и та глобализация нашего научного знания, которая стала несомненной идеологической реальностью в

XX веке, породившей парадоксальный феномен ученого антисциентизма*. Но ведь еще покойный А. В. Михайлов своевременно предупреждал нас, теоретиков и историков словесности: «Не стоит останавливаться сейчас на проблемах методов литературоведения. По мере углубления в ту сферу, которую мы назвали основаниями науки о литературе, будет, по всей вероятности, проясняться, что сегодняшнее многообразие «методов» - дело условное и преходящее. При обдумывании сути науки о литературе, при ее осмыслении и по мере такого осмысления методы, наверное, будут отодвигаться от нас в область сугубо исторической относительности и необязательности»^.

Р. Генон, исходя из других предпосылок, говорил, что «к нашей эпохе, больше чем к любой другой, можно приложить арабскую пословицу, согласно которой «существует много учений, но мало ученых»»^. Б. Эйхенбаум в своем «морфологическом» контексте отмечал, что «принципиальным является вопрос не о методах изучения литературы, а о литературе как предмете изучения. Ни о какой методологии мы, в сущности, не говорим и не спорим»^. Но часто получается так, что мы читаем книги великих людей для того, чтобы поскорее забыть то самое существенное, что в них сказано.

Этой странностью отмечено и наше движение филологической мысли вокруг архипелага онтологической поэтики. Ведь по сути в онтологизме поэтики про-задумана герменевтическая активизация имманентных ресурсов самого художественного слова. Следовательно, это - не метод и, таким образом, не «субъект» и даже не «объект» исследования в ряду других возможных «объектов», но это сама «предметная» сфера, само «субстанциональное» лоно нашего научного изучения. А функцию, условно говоря, методологическую выполняет по отношению к онтопоэтике как предмету исследовательского гнозиса герменевтика - древнейшая наука о понимании и толковании. «Герменевтикой, - пишет современный ученый, - называют особый род интеллектуальной деятельности, в результате которой открытие истины осуществляется путем истолкования знаково-символической формы, прежде всего, слова. При этом слово должно рассматриваться как начало бытия, способ его самоорганизации и выражения»®.

При этом «онтологизм» выступает не как «способ» изучения слова (в ряду других таких способов), но как бытие самого слова. Нам доводилось об этом писать не раз, уже с начала девяностых годов. Например: «.поэтика фундируется очертаниями и силовым полем бытийно-исторического простора, коему имманентна и текстовая пространственность. <.> Поэтика есть структурная выстроенность в Бытии, в сущности - морфология Бытия. <.> .онтологические глубины красоты. в Тексте Бытия. Если мы подойдем к художественно-поэтическому слову «с точки зрения» его полной самодостаточной глубины, то. ничего не найдем в нем, кроме Бытия сущего.»9; «Слово языка указывает за пределы лингвистически понятого «языка» и трансцендентно его фактичности. Более того: в языке и слове нет ничего, кроме того, что (!) в них есть. Но в этом самом «что» опробованы Недра Первосу щности» 10.

Есть тончайшая грань, отделяющая эту указанную нами бытийную укорененность слова от онтологической теории словесности: бытийность слова не есть в каком бы то ни было смысле «теория»; последняя начинается с момента истолкования этой в основе своей пра-герменевтической ситуации. Глубочайшее ядро слова не «понимается», а по-имает-ся, вкушается. Локус Присутствия, его густотность или разреженность, выстроенность или распад обязательно предшествуют взыскующему осмыслению. Герменевтичность слова всегда вторична по отношению к его герметичности.

Лишь на первый теоретико-моделирующий взгляд можно фиксировать полную аутентичность вышеизложенного следующей характерологии онтологической поэтики. Например, В. П. Раков еще на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов указывал на «онтологическую теорию литературы и эстетики, исходящую из допущения тождества жизни и ее эстетической выраженности», во многих отношениях обязанную «органицизму»И. Е. А. Трофимов в 1995 году писал следующее: «Из некоторого взаимовлияния разных теоретически:с составляющих возникает массив ОНТОПОЭТИКИ: понять через художественность бытие, раскрыть бытие через язык, прояснить логосность литературы. Онтопоэтика имеет вполне зримый круг идеальных границ: вся христианская словесность, в центре которой - Библия; от нее истекает определяющее значение для художественного смысла, образа, мотива, композиции, сюжета и прочих поэтических средств. Онтопоэтика - поэтика Бытия, ставшая художественной реальностью»!^, н. П. Крохина, рассматривая функционирование «мифа в системе культуры» и следуя самым последним культурологическим веяниям, сближает понятия «эзотеризм» и «онтологизм»: «Кроме видимой, - пишет она, - явленной объективной реальности, человеку открыта другая реальность - сущностная, онтологическая, потенциальная, тайная, скрытая реальность - природа вещей>ДЗ.

В трех вышеприведенных вариантах основания для онто-логии различны. В первом, строго говоря, это - онтизм, во-площенность, телесно-вещественная выраженность. (Любопытно, что в таком же ключе предлагает понимать онтологическую поэтику московский исследователь Л. В. Карасев, несмотря на то что после переводов М. Хайдеггера и М. Бубера^ современная гуманитарная наука никак не может согласиться с таким отождествлением Бытия и Сущего, онтологического и онтического. Справедливости ради надо отметить, что сам Л. В. Карасев независимо от других ввел в научный оборот термин «онтологическая поэтика» хотя нам ближе восприятие этого идиоматического словосочетания скорее как гносеологически-продуктивной ключевой метафоры^**, нежели как нового термина с «авторской родословной». Верификация последней весьма проблематична.) Во втором варианте - это «библейский Логос», задающий смысловую перспективу так называемой «христианской словесности». В третьем - основанием для онтологии является сокрытая сущность вещей. Однако, при всей приемлемости и продуктивности подобных герменевтических линий - онтической, логоцентрической и эзотерической - в разнообразных частных случаях исследования тех или иных текстов, «основа» нашего восприятия онтологической поэтики все-таки является иной. Но об этом - ниже.

Перечисленные «теории» прежде всего объединяет вера в возможность адекватного метода, на основе которого начинает моделироваться предметная сфера. Однако, как нам представляется, это-то как раз и мешает понять сам предмет нашего изучения - онтологическую поэтику русской литературы, бытийную метафизику русского слова, его поэтическую онтологию. Действительно, последнее вносит тот существенный поворот мысли, благодаря которому мы, наконец, за строительными лесами всевозможных «поэтик» начинаем видеть искомое и чаемое: сущность слова залегает в его бытийной существенности! Во всяком случае, это так применительно к русской литературе 17.

Речь идет прежде всего о коренном онтологизме русского слова, если исходить из того исконно греческого понимания онто-логии, которому нельзя навязать наши сегодняшние побуждения, не потеряв при этом путеводной нити. Онто-логия есть такая собранность Сущего в Бытии, которая может осуществиться-сбыться лишь благодаря Логосу, впервые сопрягающему Всё как Целое из многообразия его ликов и качеств, переходов и путей, из тьмы вещей и царящего различия их явлений. Русское слово всегда со-мирно, и в этом его метакультурное родство с древнегреческими языковыми («логоцентрическими») возможностями.

Индоевропейская (а в символико-эзотерических истоках, наиболее отчетливо артикулированных именно древними греками, арктически-гиперборейская) макроисторическая генеалогия этого «древнегреческого» Логоса делает исторически возможным само восприятие мира как художественного произведения Бога уже в более позднюю риторико-классическую культурно-историческую эпоху, когда слово одновременно становится фонологоцентрично и софийно. «Слово есть мир, - пишет о.

Сергий Булгаков, - арена самоидеации Вселенной»!Словесность обнаруживает таким образом свою философическую природу. Слово, собирающее мир, софийно: «Все сущее в Бытии едино, - пишет М. Хайдеггер, - все сущее есть в Бытии. <.> При этом «есть» является переходным глаголом и означает «собранное». Бытие собирает сущее как сущее. Бытие есть собирание - А.оуост. Именно то, что сущее появляется в свете Бытия, изумило греков, прежде всего их, и только их. Сущее в Бытии, - это стало для греков самым удивительным. Философия ищет, что есть сущее, поскольку оно есть. Философия находится на пути к Бытию сущего.»19.

На северную арктическую прародину этого универсального Пути евразийской прото-метафизики более отчетливо, чем древнекитайские, древнеиндийские и древнеиранские мифы^О, указывает как раз цикл древнегреческой мифологии, связанный с особым почитанием покровителя красоты Аполлона Гиперборейского, совершающего периодические странствия в сопровождении белых лебедей на Северный полюс земли, в страну его матери - богини Лето.

Если принять точку зрения М. Хайдегтера, что «метафизическое поведение есть исторический продукт»21, то его стадиальное развертывание может быть понято следующим образом: из древнейшего ритуального жреческого знания происходит выделение особой, не сводимой к ритуалу эзотерической мудрости, связанной с универсальной софийной ориентацией человека в мировой глобальности; на почве виртуализации этой мудрости совершается рождение философии. Параллельно этому процессу изнутри языка открывается способность формулировать словесные пред-ставления о мире - начинается переход от дориторической стадии культуры к риторической^ от «доосевых» культур к «осевому времени»23. Собственно, впервые в истории словесно формируется образ мира. По всей видимости, предпосылки этого заложены значительно раньше новоевропейской войны за «картину мира». Сомнительно в этой "связи сужение историософского масштаба, проводимое М. Хайдеггером от работы «Учение Платона об истине» (1930) к более позднему труду «Время картины мира» (1938)24. На мир покушались уже греки.

Любопытно, однако, что почвой для риторики оказывается пред-варяющее мифологическое господство глаза - приоритетность зрения над другими способами рецепции Бытия. Д. Л. Попов удачно называет это «световыми (или оптическими) интуициями»25. Здесь необычайно важную роль играет так называемый индоевропейский макрокультурный контекст, именуемый нами «ариософией»26} и прежде всего его языковая почва - санскрит. Язык отмечен здесь господством «видения» и «созерцания», регулятивно подчиняющих себе оптически дифференцированную тотальность Сущего. Это господство зрения (мышления как языкового видения: уыо-зрения, мировоззрения, бого-узрения; состояние же гносеологической помраченности расценивается как «а - видья»), помимо позитивных точек отсчета, сформировавших современного человека в том виде, в каком он есть на протяжении как минимум трех последних тысячелетий, обнаруживает глобальный утопизм.

Картина мира», понятая в лучах исторической истины, отнюдь не та или иная панорама Бытия-в-Целом, но герменевтическая идиома, исходно стоящая под вопросом: почему, собственно, картина, а не, допустим, музыка или даже запах? вкус? событие? Мы ведь не только зрим, вслушиваемся или вдыхаем мир, проникая в его потаенные недра, - непрерывно происходит вкушение мира, встреча с миром, опробованным на вкус. Поэтому миро-вос-при-ятие - суть более глубокое и обширное по своему регистровому диапазону ключевое слово для освещения вопросов онтопоэтики, нежели миро-воз-зрение27.

Но, с другой стороны, мир ведь не только ре-цепция, но и ре-продукция: потенцирование наших «я», «ты», «они», «мы». Мир сбывается, со-бытие мира про-ис-текает из взаимо-согласованности всех этих составляющих: как ре-цептивных, так и ре-продуктивных. В благодарение за Дар Божий мы, ответствуя, дарим самих себя. Понятно, что такой мир не может быть бесчеловечен. Напротив, мир с-бывает-ся лишь как человеческий, экзистенциально-одомашненный мир. Вселенная бытийно замкнута на человека: в современной космологии этот внеастрофизический фактор именуется «антропным принципом»28. и этимологическое значение самого слова «в-селенная» - не только «святая», «причастная свету» (в основе древлеславянских лексем «всё», «все» лежит световая интуиция, несколько ретушированная перестановкой согласных), но и - на-селенная. Исследователь русской древности И. К. Кузьмичев, указывая на то, что «славяне называли мир светом»^, пишет: «Слово мир общеславянское. Оно имеет, по крайней мере, три основных значения: а) люд, народ; б) покой, согласие; в) свет, Вселенная. Употреблялось оно на Руси и в смысле судить, рядить миром»30. Далее обращается внимание на индоевропейское «этимологическое тождество мир и слав»: «А. А. Куник, опираясь на этимологию немецкого языка, пришел к заключению, что мир и слав - одного значения, что более ранняя форма мир (покои) была заменена на слав»31. Но самое удивительное то, что вся эта многопроблемная сфера миро-логии про-задумана в русском слове, которое само по себе, как никакое другое слово, имеет исходную пред-рас-положенность к за-думчивости об этих вещах. «В представлении русских, - пишет В. П. Раков, - язык слишком экзистенциален, чтобы филологи, берущиеся за его изучение, могли относиться к нему сугубо прагматически или формально»32.

Очевидный факт русской литературоцентрической культуры - миро-при-ятие-в-слове, которое обретает мистериальные черты. Необходимо обратить особое внимание на интереснейшее явление семантической диффузии древнерусского слова «мир», определившей во многом специфику православия на русской почве и почти магической власти самого имени «мир» в русском сознании: «.древнерусскому образу мышления было свойственно синкретическое понимание мира, в котором согласие выступает принципом связи отдельных частей: мир - это то, что связано согласием, а также и само согласие»^ - подчеркивает А. М. Камчатнов. Мир в смысле метафизическом, как Божье творение, и мир в смысле экзистенциальном, как область, пролегающая меж людьми и Богом и, следовательно, разделяющая их, - в русском сознании неотрефлектированы и отождествлены. Отсюда вытекает тенденция к «приятию мира»34. Она обусловлена во многом и чисто языковым фактором, усугубляющим «мироприятие». Таким образом, последнее объясняется отнюдь не только православной ориентацией на эллинскую культурную традицик>35.

Как показывает А. М. Камчатнов, в слове «мир» изначально присутствовал синкретизм двух значений - совокупность и согласие. В России лишь с XVII века и только до реформы 1917-1918 годов эти значения было принято выражать на письме двумя разными словами: «м1ръ» и «миръ» - соответственно греческим лексемам: о коацо£ - космос, вселенная, свет, мир в целом, материальный мир, стихии мира, земля (с распространением христианства на греческом языке это слово у отдельных церковных авторов стало приобретать отрицательную окраску, означая мир падший, лежащий во зле.) и Е1рт|УГ| -тишина, спокойствие, покой, согласие. «Таким образом, - пишет Камчатнов, - те смыслы, или семемы, которые в греческом языке выражались разными лексемами, в славянском переводе Нового Завета были выражены одной лексемой»36.

Приведем также очень интересную в данном аспекте цитату из замечательной книги В. В. Бибихина с характерным названием «Мир»: «Русский язык занимает, - подчеркивает мыслитель, - исключительное положение. благодаря смысловому размаху слова «мир». Мы пытаемся осмыслить этот размах, до сих пор редко останавливавший на себе внимание пишущих. Сергей Георгиевич Бочаров в статье «"Мир" в "Войне и мире"» (в сборнике «О художественных мирах», 1985, издательство «Советская Россия») замечает, что Толстой в заглавии своего романа имеет в виду мир - как это ни странно - в обоих значениях слова. «Это соединение значений "е1гепе" и "космос" в смысловой емкости одного слова - уникальное свойство русского (шире - славянского) "мира", не имеющее аналогий в западноевропейских языках. Лучше всего выявляется эта полнота значений слова "мир" в понятии крестьянского мира - сельской общины: это одновременно "все люди", малая вселенная, и мирное, согласное сообщество людей - сообщество и согласие» (с. 232). Бочаров ссылается на статью Владимира Николаевича Топорова «О семиотическом аспекте митраической мифологии (т. е. мифа индо-иранского Митры, посредника между богами и людьми. - В. Б.) в связи с реконструкцией некоторых древних представлений» (в кн.: БетюГука \ з1:гикШга 1ехШ. >Уаг8галуа, 1973. Б. 370), где Топоров пишет: «Славянская (в частности, русская) традиция уникальным образом сохраняет трансформированный образ индо-иранского Митры в виде представлений о космической целостности, противопоставленной хаотической дезинтеграции, о единице социальной организации, возникшей изнутри в силу договора и противопоставленной внешним и недобровольным объединениям (типа государства), наконец, о том состоянии мира (дружбы), которое должно объединять разные коллективы людей в силу Завета, положенного между людьми и их верховным патроном»»^?, в. В. Бибихин отмечает, что «значение - мир как община - похоже, очень старо, и его нужно отличать от позднего евангельского «мира» как «мира сего», противопоставляемого «будущему веку». Называя общину, общество миром, наш язык ставит опыт мира в связь с нашим отношением к другим людям»38.

В писаниях основателей пустынножительства (Антония Великого, Макария Египетского и др.) нередко выражается мысль о необходимости презрения к миру, космосу, ради сбережения согласия с Богом, душевной тишины и покоя», - справедливо утверждает А. М. Камчатнов, далее, однако, замечая: «Для русского языкового сознания такой ход мысли был затруднителен, ибо две противоположные смысловые тенденции совершались в пределах одного слова и противоречие между миром, связанным согласием, и миром, пораженным грехом и следствием его - рознью, должно было переживаться очень остро. <.> .славянский Апостол предписывал одновременно любить мир (Рим., 14: 19) и не любить мир (Ио., 2: 15). Выход из этого противоречия русская православная мысль нашла в идее преображения мира»39.

Самые различные русские мыслители начала XX века оказались очень восприимчивы к этой идее. «Тот, кто хочет творить христианскую культуру, - считал И. А. Ильин, - должен принять для этого и самый мир, созданный Богом.«Православие, - отмечал на свой лад И. Л. Солоневич, - отличается от остальных христианских религий, даже и догматически, тем, что оно «приемлет мир».»41 «Истины антропологии и космологии, - писал между тем Н. А. Бердяев, - не были еще достаточно раскрыты христианством вселенских соборов и учителей Церкви. Церковь космична по своей природе, и в нее входит вся полнота бытия. Церковь есть охристовленный космос»43. «Православие есть любовь к красоте, - подчеркивал в софиологическом ключе о. Сергий Булгаков, - любовь к ней требует, чтобы вся жизнь была пронизана ею, что и составляет суть православия. Это стремление выражается в богослужении, которое нужно понимать как переживание небесной красоты, как теургическое пресуществление жизни. Отсюда желание видеть освященным все, до государства включительно, которое должно быть не «кесаревым», а «царским-миропомазанным». Энергией благочестия всегда является аскетизм. Русский аскетизм исходит из мотива явить на земле Царство Божие. он не отрицает мира, но все объемлет. Символом его является икона Богородицы на нивах (осеняющая сжатые снопы), стоявшая в келье старца

Амвросия Оптинского (1812-1891)»43.

Близкие идеи развивал в конце XIX века В. С. Соловьев, придя к ним главным образом через Ф. М. Достоевского и Н. Ф. Федорова. Но восходит такое «мироприятие» в русской культуре XIX века, безо всякого сомнения, к А. С. Хомякову, о чем свидетельствует не только его богословие и религиозно-философская публицистика, но и лирика, например, стихотворение «Видение» (1840 г.):

Весь мир лежит в торжественном покое,

Увитый сном и дивной тишиной;

Ихоры звезд, как празднество ночное,

Свои пути свершают над землей**.

Таким образом, преображенный и, следовательно, спасенный мир, мир в его восстановленной цельности, а значит, целительный мир проистекает от русского слова. Вместе с тем необходимо указать и на одно субстанциальное качество, позволяющее судить о русском языковом мышлении как о радикально-^уяоинчнсш и даже - анахроничном, архаическом, «детском»^.

Речь идет об особой, визуально-пространственной, ориентированности русского слова, где доминантой оказываются не «историческое становление» и не логико-смысловая «вертикаль», как в западноевропейском метакультурном округе, но распростирающиеся-в-ширь «равнина», «долина», «степь» - субституты горизонтального апофатического символизма, снимающего устойчивое для средиземноморских культур напряжение между «временем» и «вечностью».

Среди народов Запада, - отмечал О. Шпенглер, - именно немцам выпало на долю изобрести механические часы, зловещий символ убегающего времени, чей днем и ночью звучащий с бесчисленных башен над Западной Европой бой есть, возможно, самое неслыханное выражение того, на что вообще способно историческое мироощущение»^, с другой стороны, А. А. Фет в стихотворении с характерным (а-хронным\) названием «Никогда» великолепно прорисовывает антонимическую модель, связанную с использованием топологической метафоры (победа русского пространства над мировым временем):

Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчит Недвижными ветвями в глубь эфира, Но ни следов, ни звуков. Все молчит.

Куда идти, где некого обнять,

Там, где в пространстве затерялось время?

Вернись же, смерть.А*?

Отметим, что культурогенный пространственно-морфологический фактор новой русской литературы набирает силу при высвобождении от эстетических оков романтического схематизма, всегда подключавшего отечественных авторов к мистериальному опыту Западной Европы, по которому и сегодня свежа тоска. Тем не менее он, этот фактор, вполне очевиден уже в русской классической словесности: например, у Тургенева, Некрасова, Достоевского, Чехова, Блока, Бунина - вопреки различию индивидуальных стилей, вполне органичному для эпохи антириторического слова. Из современных авторов, как нам представляется, отмеченный пространственный морфологизм наиболее проявлен в прозе Мамлеева.

Здесь не место останавливаться дальше на этом интересном вопросе, но заметим, что русское словесное миро-видение при всей его топологичности радикальным образом отличается от архаического «доосевого» культурного опыта, ибо возникает на «почве», исторически профундированной средиземноморским Логосом, однако полагает себя как Иное - не чуждое ему, но и не совпадающее с ним. В традиционной трехчастной концепции макроисторической типологии художественного слова (дориторическое слово-вещь-миф - риторическое слово-регулятивно-типизирующий-стиль - антириторическое слово-релятивно-индивидуальный-стиль) русская классическая словесность (в отличие, например, от древнерусской, впрочем, имеющей свои яркие интонационные особенности) занимает совершенно специфическое и лишь отчасти со-относимое с ней место. Если данная научная типология «работает» на европейском, уходящем корнями в античность, макрокультурном масштабе, укрупняющемся до индоевропейских горизонтов, и спроектирована прежде всего на бытийный фактор времени, выражающийся в первую очередь повышенной рефлексией относительно динамики исторических изменений, то русское литературное слово, исторически со-относимое с антириторической стадией по мере причастности европейской культуре (что нелепо было бы отрицать), тем не менее ориентировано прежде всего на топос, на свое собственное пространство, которое, по крайней мере изнутри этого слова, не подвержено темпоральному выветриванию и исторической девальвации. И поэтому необходимо в качестве предмета нашего осмысления и научного изучения говорить об особой метафизической форме русского художественного слова.48.

Претендующая на роль будущей синтетической сверхнауки современная синергетика, возникшая не в гуманитарном русле (а конкретнее - из термодинамики и физики неравновесных процессов), но все более входящая, хотим мы того или нет, в наш научный и интеллектуальный оборот, оперирует в ряду прочих новых терминов (вроде бифуркации) интересным понятием, выраженным топологической метафорой «стрела времени», что предполагает направленность и необратимость совершающихся в мире изменений^. Пространственно это выражается в известной асимметрии правого-левого, в неоднородности и анизотропности мирового пространства, где свойства Большой Вселенной отнюдь не одинаковы по всем направлениям, а крупномасштабная космологическая структура представляет собою скорее «хаосмос» энергий, нежели «космос» в исконно античном смысле. Такая метафизическая ситуация имеет поучительные аналоги в русском культурном пространстве, где различные направления приводят к разнородным качественным состояниям: «Направо поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь - коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь - женату быть».Известно, что Иван-царевич идет путем смерти. Между тем русское пространство неевклидово. Герой обретает счастье. «Русские, - писал О. Вейнингер, - самый негреческий (неклассический) народ из всех народов».51

Нигде таким интимно-осердеченным образом не связаны художественная словесность и метафизическое философствование, как в русском культурном мире. А. Ф. Лосев в работе «Русская философия» писал об этом так: «.русская философия является насквозь интуитивным, можно даже сказать, мистическим творчеством, у которого нет времени (курсив наш. - В. О.), а вообще говоря, нет и охоты заниматься логическим оттачиванием мыслей»52. «Русская художественная литература - вот истинная русская философия.»^ - говорит мыслитель, подчёркивая далее, что «художественная литература является кладезем самобытной русской философии. <.> .В творениях Тютчева, Фета, Льва Толстого, Достоевского, Максима Горького часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской. форме».54 ю. В. Мамлеев в метафизическом трактате «Судьба Бытия» приводит весьма схожие глубинные наблюдения: «В подтексте классической русской литературы (от Гоголя до Платонова), видимо, лежит глубочайшая метафизика и философия, которые, однако, зашифрованы в виде тончайшего потока образов. В этом смысле русская литература несет в себе философию значительно, на мой взгляд, более глубокую, чем, например, собственно русская философия (от Чаадаева до Бердяева и Успенского и т. д.), - так как образ глубже идеи, и именно образ может лучше всего выразить весь таинственный подтекст русской метафизики»55. Писатель, долгое время проживший на Западе (США, Франция), а ныне преподающий религиозную философию индийского Востока, отмечает, что «познание России в целом, во всех ее безднах и глубинах. невозможно на уровне западной философии (она слишком рационалистична и поверхностна для этого) - здесь нужна. всепроникающая мощь восточного, в первую очередь индусского метапознания».56 Вместе с тем он указывает и на то, что «в основе русской литературы лежит грандиозная, еще не раскрытая, философия жизни, которая постепенно расширяется до бездн метафизики. Границы этого расширения не определены и не могут быть определены. Но ее «подтекст» связан как с непрерывно углубляющимся пониманием России, так и, по крайней мере, со специфической концепцией человека. Русский писатель стоит, таким образом, перед лицом Сфинкса (Россией). Но этот Сфинкс одновременно находится и внутри его души».57

Вот в этой мистериальной области прежде всего нам видятся будущие перспективы изучения онтологической поэтики русского слова - метафизического континента, потаенного в недрах нашей литературы. При таком онтологическом со-пряжении и со-проникновении философии и словесности в пределах того культурно-исторического присутствия, которым является Россия и носителями которого являемся мы сами, уместно, как нам представляется, усиление и чисто культурологического опыта изучения литературного творчества, традиционно уже связанного с именами М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, А. В. Михайлова, В. Н. Топорова, Г. Д. Гачева, В. В. Бибихина. При этом можно говорить об особой культурологической поэтике макроисторических констант, вовлеченных в динамическое взаимодействие и формирующих метахудожественную структуру. И существенны в данном случае не столько различия предпосылок, сколько побуждение и негаснущий порыв к осмыслению.

Ведь сложность - это не антоним простоты, но, скорее, то исходное, в дебрях которого простота прощается. В науке слишком много было и «живой жизни», и «мертвой воды» - нужна живая мысль.

Активизация онтологических подходов к изучению русской литературы, ставшая заметной научной новацией за последние годы, постепенно подводит филологов, теоретиков и историков словесности, к несомненному качественному сдвигу в самой постановке проблем онтопоэтики: выясняется, что за искомыми сущностно-содержательными доминантами, за их диспозициями и функциональностями, за самим «образом времени» скрывается более изначальная данность - язык пространства. На это обратили внимание уже структуралисты (например, Ю.М. Лотман58)? однако онтологическая наполненность данного фактора осталась за пределами их рефлексии. Любой прикладной тезаурус показывает, что наиболее значительную часть поэтической лексики составляют топологические образы.59 Язык, согласно Хайдеггеру, исходно топографичен.60 При этом в настоящем случае нас интересует прежде всего антропологическое своеобразие художественного слова как места встречи поэта и мира, авторская синхроэкспликация глобального хронотопа.

Наше герменевтическое исследование метафизической лирики Баратынского, Хомякова и Тютчева на предмет художественной топологии исходно предполагает дифференцированное со-отнесение их художественных миров на фоне общеевропейского культурного кризиса (сопоставительного исследования этих трёх поэтов до нас ещё не предпринято, хотя сближение их было намечено уже в аксаковской биографии Ф.И. Тютчева 1874 г.^1). Поскольку поэтика интересующих нас авторов метафизически ориентирована (по сути это художественное слово, понимающее себя в мировом пространстве, не равнодушное к его направлениям и трансформациям), мы выдвигаем гипотезу об особом тематическом направлении в русской поэзии и характере его эволюции.

Особо отметим, что жанрово-родовые и тем более стилевые вопросы (с учетом специфики нашего подхода и характера самого материала) отнюдь не выпали из нашего поля зрения, хотя и несколько отошли на второй, коннотативный, план (см. заключительную главу нашего исследования). Дело в том, что «ситуация литературы XIX в., индивидуально-творческая поэтика приводят, - как давно было отмечено в академической науке о словесности, - к радикальному переосмыслению традиционных жанров. Романтикам виделась в идеале внежанровая и внеродовая поэзия. Ламартин в «Судьбах поэзии» настаивал, что литература не будет ни лирической, ни эпической, ни драматической, ибо она должна заместить собою религию и философию; Ф.Шлегель полагал, что «каждое поэтическое произведение - само по себе отдельный жанр». Практически предпочтительными становятся личностные жанры.»62 Тем не менее, резонно здесь говорить именно о квазижанровых и даже псевдородовых синтетических направлениях, возникающих по линиям разрушения нормативных границ риторико-классической культуры. Так, метафизической правомерно будет назвать ту часть философской лирики, поэтическая онтология которой обращена к тотальности и её топологической экспликации. Отметим также, что в сферу нашего внимания не входило установление герменевтических аналогий с выделяемой в западном литературоведении «метафизической школой» английских поэтов-маньеристов XVII века. Это могло бы стать особой интересной и совершенно отдельной темой культурологической компаративистики и генетического литературоведения, однако далеко уводящей за пределы означенной в нашей работе предметной сферы - поэтика пространства в русской метафизической лирике XIX века (см. приложение к библиографическому разделу «Научно-теоретическая, исследовательская, критическая, проблемно-познавательная и справочная литература»).

Метафизику, - писал М.Хайдеггер, - можно определить как встраиваемую в слово мысли истину о сущем как таковом в целом»63. С другой стороны, в опыте художественно-философской реальности метафизика предстаёт по преимуществу как «архитектонический идеал» и «метафора ландшафтного мира»64. «Выражение окружающий мир, - согласно Хайдеггеру, - содержит в этом «окружающий» указание на пространственность. <.> принадлежащий окружающему миру пространственный характер проясняется скорее только из структуры мирности»65.

В нашем случае мы, как уже говорилось, имеем дело с ярко очерченными индивидуально-авторскими художественными мирами, что обусловлено прежде всего культурно-историческими особенностями эпохи - временем, в которое интересующие нас авторы жили. Вместе с тем, в творчестве этих поэтов поднимаются темы, способные в ансамбле составить по мере удалённости в истории некую парамифологию Нового времени. В основе её лежит определённая эго-логия тотальности, обращающаяся в непроходимую проблему трансцендентализма, а в пределе - эстетического солипсизма. Многоплановое обращение поэтов к опыту сакральных традиций не столько решает эту проблему, сколько оттеняет метафизическую специфику каждого из них.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Океанский, Вячеслав Петрович

Заключение.

466 Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. Л., 1940. С.131-132.

467 Солоневич И.Л. Народная монархия. М.,1991.С.387. Ср. схожую характеристику-автоиронию исторического феномена «материалистической мифологии» как явления квазирелигиозного порядка: «Мир без конца и предела, без формы и охвата; мир, нигде не кончающийся и пребывающий в абсолютной тьме межзвездных пространств; мир, в котором пребывает вечно неизменная температура в 273О ниже нуля; мир, состоящий из мельчайших атомов, различных между собой лишь в количественном отношении и вечно двигающихся по точнейшим и абсолютнейшим законам, создававая нерушимую и железную скованность вечного и неумолимого механизма; мир, в котором отсутствуют сознание и душа, ибо все это - лишь одна из многочисленных функций материи наряду с электричеством и теплотой, и только лишь своекорыстие людей приводит нас к тому, что мы начинаем верить в какую-то душу, которой реально нет, и в какое-то сознание, которое есть пустой вымысел и злостная выдумка; мир, в котором мы - лишь незаметная песчинка, никому не нужная и затерявшаяся в бездне и пучине таких же песчинок, как и наша Земля, в котором не на кого надеяться, кроме как на свои руки, и в котором никто о нас не позаботится, кроме нас самих; мир, в котором все смертно и ничтожно, но велико будущее человечества, возводимое как механическая и бездушная вселенная, на вселенском кладбище людей, превратившихся в мешки с червяками, где единственной нашей целью должно быть твердое и неукоснительное движение вперед против души, сознания, религии и проч. дурмана, мир-труп, которому обязаны мы служить верой и правдой и отдать свою жизнь во имя общего: я спрашиваю, разве это не мифология, разве это не затаенная мечта нашей культуры, разве мы можем умереть, мы, новая Европа, не положивши свои кости ради торжества материализма? Нет, мы верим в нашу материю, поклоняемся и служим ей, и никто не вправе отнять ее у нас. Мы столько положили труда и усилий, чтобы спасти материю, и легко вам, идеалистам, не пострадавшим за материю, «критиковать материализм»! Нет, вы пойдите-ка пострадайте вместе с нами, а потом мы посмотрим, повернется ли язык у вас критиковать нас и нашу материю!» См.: Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1990.С. 196-197.

468 Михайлов А.В. Поворачивая взгляд нашего слуха //Михайлов А.В. Языки культуры: Учебное пособие по культурологии. М., 1997.С.864. Аналогичные мысли высказывал ещё в 1922-м году о. Павел Флоренский относительно «будущего возрожденческой науки», которая «льстила себя надеждами быть метафизикой мира»: «.основное русло жизни пойдёт помимо того, что считалось недавно заветным сокровищем цивилизации.

Была же когда-то сложнейшая и пышно разработанная система магического миропонимания, и тонкостью отделки своей она не уступила бы ни схоластике, ни сциинтизму; и была действительно великолепная система китайских церемоний, как и не менее великолепный талмудизм. Люди учились и мучились целую жизнь, сдавали экзамены, получали учёные степени, прославлялись и кичились. а потом обломки древневавилонской магии ютятся в глухой избе у полунормальной знахарки.» См.: Флоренский П.А. Итоги//Флоренский П.А. Соч. В 2 т. Т. 2: У водоразделов мысли. М., 1990. С. 348, 350.

469 Дело, конечно, не только в том, что новоевропейская «мужская культура истощила и подорвала себя» (см.: Бердяев H.A. Новое Средневековье: Размышление о судьбе России и Европы// Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.,1994. Т.1.С.435.), но и в более глубоких и архаических предпосылках тезиса «вся реальность по своему существу является сугубо женственной» (см.: Джемаль Г. Ориентация - Север//Волшебная Гора: философия - эзотеризм - культурология. Вып.У1. М., 1997. С. 73.). Ср. в этой связи наше критическое рассмотрение феномена «универсализма»: Океанский В.П. Универсум как герменевтическая проблема // Ноосферная идея и будущее России: Тезисы межгос.науч.-практ.конф. Иваново, 1998. Таната Ветровна, главная героиня нашего неоконченного романа «Мистерия Спящей Царевны», говорит накануне космической катастрофы: «Структура действительности такова, что завтра все мы можем взлететь на воздух». Западная рационалистическая культура слишком надеялась на «правильную» организацию жизни в гармонии с тотальностью. Но на деле оказывается, что люди страдают совсем не потому, что они «живут неправильно», - напротив, они «живут неправильно» потому что страдают. Страдают не только «заблудшие овцы», но и праведники. Онтологические корни страдания если и не столь антропологически-беспросветны, как в раннем буддизме и у Шопенгауэра, то, .в любом случае, уходят в глубины падшей природы: «Сознательный православный христианин живёт в мире, который несомненно пал, и внизу, на земле, и наверху, среди звёзд, - всё одинаково далеко от потерянного Рая, к которому человек стремится. Он - частица страдающего человечества, происшедшего от одного Адама.» См.: Роуз, о. Серафим. Православие и «религия будущего»//Роуз, Иером. Серафим. Святое Православие: XX век. М., 1992. С. 186.

470 Ср.: «Западному христианству, - отмечает доктор богословия, профессор А.И.Осипов, - присуще понимание конечной цели жизни верующего человека - Царства Божия как места, где христианин, искуплённый Христом от наказания за свои грехи, получит от Бога после всеобщего Воскресения возможность бесконечного блаженства. Православие не разделяет такое понимание. <.> Под Царством Божиим (иначе, спасением) православие понимает состояние души, ощищенной от всякого зла и приобретшей указанные в Евангелии (см. Мф., главы 5 и 6) свойства.» См.: Религии мира: Пособие для учителя. М., 1994. С. 66. Курсив наш - В.О. Здесь открывается отдельная проблема со-отношения теологии и топологии в христианской традиции. Было бы крайне ошибочным считать, что речь у Осипова идёт о «состоянии души» в расхожем психологическом смысле. Целительность Цельности обретается за пределами не только опертивного ведомства психологии, даже если последнюю поднимать до звёздных конфигураций на зримом небе, но и чисто онтологических возможностей: не в быте и Бытии, которые суть эпизодическое пред-дверие, но в Боге и «пакибытии», о котором говорит Христос в Евангелии. См.: Геронимус, Прот. Александр. Философия и исихия // Христианство и философия: Сб. докл. конф. (VIII Рождественские образовательные чтения). М., 2000. С. 142156. Возможно предположить, что апофатический Бог (от-сутствие которого безмерно могущественнее, чем наше при-сутствие!) сотворяет «миры», онтологически и топологически невзаимосвязанные: так, что из одного «мира» в другой нельзя попасть «через Бытие», поскольку меж ними вообще отсутствуют «мосты существования». Но даже и сама эта плюральная фальсификация «онтологического монизма» («коммунизма Бытия») ещё раз косвенно указывает на Творца даров жизни как на единую Цель «за пределами» пространственности ветвящихся Вселенных. «Ты создал нас для Себя, - говорит блаж. Августин, - и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе». См.: Аврелий Августин. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. М., 1991. С. 53. Художника бытийных пространств - «Творца небу и земли» - первые христиане-греки призвали на Средиземноморье в упоительном имени По1Т|ТТ|<;. Само Имя Творца софийно: оно связывает миры и Бога. Поэтому и сама поэтика имени имеет не только исходно-теологическую («В начале было Слово.»; Иоанн, 1:1), но и космообразуюгцую, топологическую экспликацию: «Всякое бытие, выражающееся в имени, - пишет о. Сергий Булгаков, - может быть проецировано на экране пространственности.» См.: Булгаков С.Н. Философия имени. Париж, 1953. С. 94. Шестилетняя дочь, Аня, когда-то спросила меня: «Папа, а имя можно нарисовать? не написать, - а нарисовать?.»

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Океанский, Вячеслав Петрович, 2002 год

1. Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М.,1992.

2. Всемирное писание: Сравнительная антология священных текстов. М.,1995.

3. Добротолюбие: В 12 т. М.,1993.

4. Ригведа: Мандалы 1 4. / Под ред. Т.Я.Елизаренковой. М.,1989.

5. Церковь Христова: Сборник толкований и поучений из наследия святых отцов. Саранск, 1991.

6. Авербах Л. Сороколуние. Челябинск,1996.

7. Аврелий Августин. Исповедь Блаженного Августина,епископа Гиппонского. М.,1991.

8. Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений. Л., 1989.

9. Батюшков К.Н. Опыты в стихах и прозе. М.,1977.

10. Батюшков К.Н. Сочинения. Т.З. СПб., 1886.

11. Болдырев А. Стражники Севера: (Метафизическая фантастика) // Волшебная Гора: философия эзотеризм -культурология. М.,1997. Вып.6.

12. Брюсов В.Я. Избранное. СПб., 1993.

13. Брюсов В.Я. Избранные сочинения: В 2 т. М.,1955.

14. Бунин И.А. Свет незакатный. М.,1995.

15. Бунин И.А. Собрание сочинений: В 6 т. М.,1988.

16. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т.1. СПб.,1878.

17. Гегель Г. Сочинения: В 14 т. М.; Л.,1930-1958.

18. Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. М.,1954-1966.

19. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка:1. В 4 т. М.,1989.

20. Джемаль Г. Ориентация Север // Волшебная Гора: философия - эзотеризм - культурология. М.,1997. Вып.6.

21. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. Л., 1989.

22. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. М.,1985.

23. Жуковский В.А. Сочинения: В 3 т. М.,1980.

24. Леонтьев К.Н. Моя исповедь (декабрь 1878): Рукопись. (Государственный литературный музей, ф.196, оп.1, ед.хр.З).

25. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4 т. М.,1983-1984.

26. Мамлеев Ю.В. Черное зеркало: Циклы. М.,1999.

27. Набоков В.В. Ада, или Радости страсти. СПб., 1997.

28. Набоков В.В. Американский период. Собрание сочинений: В 5 т. СПб., 1999.

29. Насекомое: Альманах литературно-художественных иллюстрированных маразмов. М.; Калининград; СПб.,2000.

30. Ницше Ф. Так говорил Заратустра: Книга для всех и ни для кого. М.,1990.

31. Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху. М.,1994.

32. Павич М. Внутренняя сторона ветра: Роман о Геро и Леандре. СПб.,1999.

33. Павич М. Хазарский словарь: Роман-лексикон в 100000 слов. Мужская версия. СПб.,1997.

34. Павич М. Ящик для письменных принадлежностей. Роман. СПб.,2000.

35. Плотин. Космогония. М.; К.,1995.

36. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В 19 т. М.,1994 -1997.

37. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В 10 т. М.,1965.

38. Рильке P.M. Лирика. М.,1976.

39. Рильке P.M. Новые стихотворения. М.,1977.

40. Рильке P.M. Письма в Россию // Вопросы литературы. 1975. №9.

41. Романов К. Избранное. М.,1991.

42. Русская поэзия Серебряного века: 1890 - 1917: Антология. М.,1993.

43. Соловьев B.C. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. М.,2000.

44. Стихотворения А.С.Хомякова. М.,1861. (РГБ, отд. рук., ф.386, кн.274).

45. Стихотворения А.С.Хомякова. М.,1910.

46. Стихотворения Владимира Соловьева. М.,1891.

47. Тютчев Ф.И. Лирика: В 2 т. М.,1965.

48. Тютчев Ф.И. Сочинения: В 2 т. М.,1980.

49. Фет A.A. Сочинения: В 2 т. М.,1982.

50. Фет A.A. Стихотворения. М.,1983.

51. Фрагменты ранних греческих философов. Т.1. М.,1989.

52. Хомяков A.C. О Церкви. Берлин,1926.

53. Хомяков A.C. Полное собрание сочинений: В 8 т. М.,1900.

54. Хомяков A.C. Сочинения: В 2 т. М.,1994.

55. Хомяков A.C. Стихотворения и драмы. Л.,1969.

56. Шопенгауэр А. Собрание сочинений: В 5 т. М.,1992.

57. НАУЧНО-ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ, ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ, КРИТИЧЕСКАЯ, ПРОБЛЕМНО-ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ И СПРАВОЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА

58. Авдеев В.Б. Преодоление христианства: (Опыт адогматической проповеди). М.,1994.

59. Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов A.B. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.,1994.

60. Аверинцев С.С. Люцифер // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. М.,1987. Т.1.

61. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.,1977.

62. Аверинцев С.С. Поэты. М.,1996.

63. Аверинцев С.С. Ритм как теодицея // Новый мир. 2001. №2.

64. Аверинцев С.С. София Логос: Словарь. К.,2001.

65. Аксаков И.С. Федор Иванович Тютчев // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. М.,1981.

66. Аксаков И.С. Ф.И.Тютчев. Биографический очерк. М.,1874. Ю.Александров В.Е. Набоков и потусторонность: метафизика,этика, эстетика. СПб., 1999.

67. Альми И.Л. Е.Баратынский. «Все мысль да мысль.» // Поэтический строй русской лирики. Л., 1973.

68. Альми И.Л. Три воплощения темы хаоса в русской лирике 30-х гг. XIX в. (Пушкин, Баратынский, Тютчев) // Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе: Книга вторая. Владимир, 1999.

69. Андреев А. Мир тропы: Очерки русской этнопсихологии. СПб.,1998.

70. Андреев И.М. Русские писатели XIX века. М.,1999.

71. Анненкова Е.И. Два стихотворения: «Не знаю я, коснетсяль благодать.» Ф.И.Тютчева и «Мадонна» А.С.Пушкина // Литература в школе. 2001. №4.

73. Архангельский А.Н., Лебедев Ю.В. Русская литература XIX века. 10 кл. : Учебник для общеобразовательных учебных заведений: В 2 ч. 4.2. М.,2000.

74. Bachelard G. La poetique de l"espace. Paris, 1957.

75. Баевский B.C. История русской поэзии: 1730 - 1980: Компендиум. Смоленск,1994.

76. Баландин А.И. Хомяков // Русские писатели: Биобиблиографический словарь: В 2 ч. М.,1990. 4.2.

77. Батай Ж. Гегель, смерть и жертвоприношение // Танатография Эроса: . СПб.,1994.

78. Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой: Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личного самосознания. М.,2000.

79. Бахтин М.М. К философским основам гуманитарных наук // Бахтин М.М. Собрание сочинений: В 7 т. М.,1996. Т.5.

80. Бахтин М.М. Пространственная форма героя // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986.

81. Белорусец А. Интерес к бесконечности: Категории времени и пространства в современной художественной прозе // Новый мир. 1986. №3.

82. Белоусов А.И. Пушкин, Моцарт и математическая логикаметапоэзия, метамузыка и метаматематика) // Вопросы философии. 1999. №11.

83. Белякова Г.С. Славянская мифология. М.,1995.

84. Бердяев H.A. Алексей Степанович Хомяков. Томск,1996.

85. Бердяев H.A. Мое философское миросозерцание // Философские науки. 1990. №6.

86. Бердяев H.A. Новое Средневековье: Размышление о судьбе России и Европы // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.,1994. Т.1.

87. Бердяев H.A. О назначении человека. М.,1993.

88. Бердяев H.A. Ортодоксия и человечность (Прот.Георгий Флоровский «Пути русского богословия») // Н.Бердяев о русской философии: В 2 ч. Свердловск, 1991. 4.2.

89. Бердяев H.A. Смысл творчества: Опыт оправдания человека // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.,1994. Т.1.

90. Бибихин В.В. Материалы к исихастским спорам // Синергия: Проблемы аскетики и мистики Православия. М.,1995.

91. Бибихин В.В. Мир. Томск, 1995.

92. Бибихин В.В. Узнай себя. СПб., 1998.

93. Бидерман Г. Энциклопедия символов. М.,1996.

94. Блок A.A. Рыцарь-монах // Блок A.A. Собрание сочинений. Т.7. Берлин, 1923.

95. Богомолов, Иеромонах Моисей; Булгаков H.A.; Яковлев -Козырев A.A. Православие, армия, держава. М.,1993.

96. Болдырев Н. Чистое истечение бытия: Пушкин и дзэн // Октябрь. 1997. №2.

97. Бона Д. Гала: Муза художников и поэтов. Смоленск,1997.

98. Бонхеффер Д. Сопротивление и покорность // Вопросыфилософии. 1989. №11.

99. Borges J.L. A New Refutation of Time // Borges J.L. Labyrinths. Penguin Modern Classics. Penguin Books,1970.

100. Borges J.L. A Personal Anthology. N.Y.,1967.

101. Бочаров С.Г. О художественных мирах: Сервантес, Пушкин, Баратынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов. М.,1985.

102. Бочаров С.Г. Холод, стыд и свобода: история литературы sup specie Священной Истории // Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М.,1999.

103. Брюсов В.Я. Ф.И.Тютчев: смысл его творчества // Брюсов В.Я. Ремесло поэта: статьи о русской поэзии. М.,1981.

104. Брянчанинов Игнатий, епископ. Сочинения. СПб., 1905. Т.2.

105. Брянчанинов, Свт.Игнатий. Сад во время зимы // Святитель Игнатий о православии. М.,1991.

106. Брянчанинов, Свт.Игнатий. Слово о смерти. М.,1991.

107. Бубер М. Изреченное слово // Философия языка и семиотика / Под общ. ред. А.Н.Портнова. Иваново, 1995.

108. Бубер М. Проблема человека: Перспективы // Лабиринты одиночества. М.,1989.

109. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова. М.,1998.

110. Булгаков, Прот.Сергий. Автобиографические заметки. Paris, 1991.

111. Булгаков С.Н. Россия, эмиграция, Православие // Русские философы, конец XIX - середина XX века: Биографические очерки. Библиография. Тексты сочинений. М.,1993.

112. Булгаков С.Н. Философия имени. Paris, 1953.

113. Бунин И.А. Е.А.Баратынский // Бунин И.А. Собраниесочинений: В 6 т. М.,1988. Т.6.

114. Вагнер Р. Бетховен. СПб.,1911.

115. Вайль П. Гений места. М.,2000.

116. Вайман С. Вокруг сюжета // Вопросы литературы. 1980. №2.

117. Вайнштейн О.Б. Индивидуальный стиль в романтической поэтике // Историческая поэтика: литературные эпохи и типы художественного сознания. М.,1994.

118. Валитов А.Р. Федор Тютчев и Иван Аксаков: поэт и его биограф. Автореф. . к. филол. н. Ярославль,2002.

119. Ванчугов В.В. Очерк истории философии «самобытно - русской». М.,1994.

120. Вацуро В.Э. Лирика Пушкинской поры: «Элегическая школа». СПб.,1994.

121. Вейнингер О. Последние слова. К., 1995.

122. Веселовский А.Н. Данте и символическая поэзия католичества // Вестник Европы. 1866. №12.

123. Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. Л., 1940.

124. Волошин М. Россия распятая // Из творческого наследия советских писателей. Л., 1991.

125. Воробьева A.B. Идея Бытия как космоса в творчестве В.Ф.Одоевского. Автореф. . к.филол.н. М.,2001.

126. Встать на путь: беседу с Андреем Тарковским вели Ежи Иллг и Леонард Нойгер // Искусство кино. 1989. №2.

127. ГайденкоП.П. Апокалиптика, хилиазм и эллинская философия // Сборник докладов конференции (VI 11 Рождественские чтения).М.,2000.

128. Ганжара O.A. Полет как воплощение кризиса пространства и духа в романе В.Набокова «Приглашение на казнь» //

129. Русская литература XX века: итоги и перспективы: Материалы международной научной конференции. М.,2000.

130. Гаспаров М.Л. Композиция пейзажа у Тютчева // Гаспаров М.Л. Избранные труды.Т.2: О стихах. М., 1997.

131. Гаспаров М.Л. Поэтика «Серебряного века» // Русская поэзия Серебряного века: 1890-1917: Антология. М., 1993.

132. Гаспаров М.Л. Фет безглагольный: Композиция пространства, чувства и слова // Гаспаров М.Л. Избранные труды. Т.2: О стихах. М.,1997.

133. Гачев Г. Д. Европейские образы Пространства и Времени // Культура, человек и картина мира. М.,1987.

134. Гачев Г. Д., Кожинов В.В. Содержательность литературных форм // Теория литературы: В 3 т. Т.2: Роды и жанры литературы. М.,1964.

135. Гачев Г. Д. Музыка и световая цивилизация. М., 1999.

136. Гачев Г. Д. Российская ментальность (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1994. №1.

137. Гвардини Р. Конец Нового времени // Вопросы философии. 1990. №4.

138. Гегель Г. Лекции по эстетике // Сочинения: В 14 т. М., 1958. Т.14.

139. Гегель Г. Разум в истории: Введение в философию мировой историии. Б. м., 1917.

140. Генис А. Модернизм как стиль XX века // Звезда. 2000. №11.

141. Генон Р. Кризис современного мира. М., 1991.

142. Генон Р. Основные признаки метафизики // Литературное обозрение. 1994. №3/4.

143. Генон Р. Символы священной науки. М., 1997.

144. Генон Р. Царство количества и знамения времени. М., 1994.

145. Генон Р. Царь мира // Вопросы философии. 1993. №8.

146. Генон Р. Эзотеризм Данте // Философские науки. 1991. №8.

147. Генон Р. Язык птиц // Вопросы философии. 1991. № 4.

148. Геронимус Александр, прот. Богословие священно -безмолвия // Синергия: Проблемы аскетики и мистики Православия. М.,1995.

149. Геронимус, Прот. Александр. Философия и исихия // Христианство и философия: Сборник докладов конференции. (VIII Рождественские образовательные чтения). М., 2000.

150. Гинзбург JI. Я. О лирике. М. ; Л., 1964.

151. Гинзбург Л. Я. Опыт философской лирики // Гинзбург Л. Я. О старом и новом: Статьи и очерки. Л., 1982.

152. Гиренок Ф.И. Русские космисты. М.,

153. Голубков Д. Н. Недуг бытия. Хроника дней Баратынского. М., 1974.

154. Гольцер C.B., Капинос Е.В., Куликова Е.Ю. Юбилейная Всероссийская конференция «Актуальные проблемы изучения творчества Пушкина в Новосибирске» // Русская литература. 2000. №2.

155. Гончаров И.Ф., Григорьев A.A. Природные святыни России. СПб.,1995.

156. Гончаров С.А. Творчество Гоголя в религиозно -мистическом контексте. СПб., 1997.

157. Горичева Т. М. Православие и постмодернизм. Л., 1991.

158. Григорьева Т.П. Дао и логос (встреча культур). М.,1992.

159. Грищук Л. П.,Зельдович Я. Б. Космология // Физика. космоса: маленькая энциклопедия. М., 1986.

160. Gregg R. Fedor Tiutchev. L.; N.Y., 1965.

161. Гройс Б. Поиск русской национальной идентичности // Вопросы философии. 1992. № 1.

162. Гроф С., Гроф К. Сияющие города и адские муки // Жизнь после смерти: Сборник. М.,1991.

164. Гулыга А. Шеллинг. М., 1984.

165. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.,1989.

166. Гура А. Заяц. И Родина. 1994. №11.

167. Гуревич П. С. Философский словарь. М., 1997.

168. Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо -Романскому. М.,1991.

169. Девис П. Суперсила: Поиски единой теории природы. М.,1989.114. Делез Ж. Ницше. Пб.,1997.

170. Демичев А. Дискурсы смерти: Введение в философскую танатологию. СПб., 1997.

171. Деррида Ж. Конец книги и начало письма // Интенциональность и текстуальность: Философская мысль Франции XX века. Томск, 1998.

172. Деррида Ж. О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только. Минск, 1999.

173. Деррида Ж. Письмо японскому другу // Вопросы философии. 1992. №4.

174. Деррида Ж. хора // Деррида Ж. Эссе об имени. М.; СПб., 1998.

175. Дильтей В. Сила поэтического воображения: Началапоэтики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. М.,1987.

176. Дильтей В. Типы мировоззрений и обнаружение их в метафизических системах // Культурология. XX век: Антология. М.,1995.

177. Долгов K.M. От Киркегора до Камю. М.,1991.

178. Долгополова С., Лаевская Э. Душа и Дом: русская усадьба как выражение софийной культуры // Наше наследие. 1994. №29-30.

179. Дружников Ю. Развод Татьяны, в девичестве Лариной // The New Review: Новый журнал. Кн.206. Март 1997. Нью -Йорк, 1997.

180. Дугин А.Г. Гиперборейская теория: (Опыт ариософского исследования). М.,1993.

181. Дугин А.Г. Метафизика Благой Вести: (Православный эзотеризм). М.,1996.

182. Дугин А.Г. Мистерии Евразии. М.,1991.

184. Духовный мир: Рассказы и размышления, приводящие к признанию бытия духовного мира / Сост. прот. Григорий Дьяченко. М.,1900.

185. Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. М.,1980.

186. Евчук О.П. Этико-философская содержательность эстетического идеала М.Ю.Лермонтова (поэма «Демон»). Омск,1999.

187. Егоров Б.Ф. Поэзия А.С.Хомякова // Хомяков A.C. Стихотворения и драмы. Л.,1969.

188. Ермилова Г.Г. Роман Ф.М.Достоевского «Идиот»: Поэтика, контекст. Автореф. дис. . д. филол. н.1. Иваново,1999.

189. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.,1996.

190. Замятин Д. Феноменология географических образов // НЛО (новое литературное обозрение). №46. М.,2000.

191. Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. (В 4 ч.). Л.,1991.

192. Зернов Н.М. Русское религиозное Возрождение XX века. Париж, 1974.

193. Зорин А.Л., Немзер A.C. Парадоксы чувствительности: Н.М.Карамзин «Бедная Лиза» // «Столетья не сотрут.»: Русские классики и их читатели. М.,1989.

194. Иванов В.В. Лунарные мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. М.,1988. Т.2.

195. Иванов В.В., Топоров В.Н. Орел // Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. М.,1988. Т.2.

196. Иванов В.И. Родное и вселенское. М.,1994.

197. Игумен Марк. Злые духи и их влияние на людей. СПб.,1899.

198. Иконникова Е.А. Синтез науки, искусства и религии в метафизической поэзии // Синтез в русской и мировой художественной культуре: Тезисы научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф.Лосева. М.,2001.

199. Иллюстрированная история религий / Под ред. проф. Д.П.Шантели де ля Соссей и кн. С.Н.Трубецкого: В 2 т. Валаам, 1992. Т.1.

200. Ильин И.А. Основы христианской культуры // Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. М.,1993. Т.1.

201. Ильин И.А. Россия в русской поэзии // Ильин И.А. Одинокий художник: статьи, речи, лекции. М.,1993.

202. Ильин (Мальчевский) Н.П. Что такое русскаяфилософия? //Мысль: Ежегодник С.-Петербургской ассоциации философов: Вып.1. Философия в преддверии XXI столетия: Сборник статей. СПб., 1997.

203. Иорданский В.Б. Звери, люди, боги: Очерки африканской мифологии. М.,1991.

204. Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.,1994.

205. Исупов К.Г. Компетентное присутствие (Достоевский и «Серебряный век») // Достоевский: Материалы и исследования. Т. 15. СПб.,2000.

206. Камчатнов A.M. К лингвистической герменевтике древнерусского слова МИРЪ // Герменевтика древнерусской литературы: Сб.6. М.,1994. 4.2.

207. Камю А. Изгнанничество Елены // Камю А. Избранное: Сб. М.,1988.

208. Кантор В. Петра творенье, или Разгадка Росии // Вопросы литературы. Май-июнь 1999.

209. Карсавин Л.П. Предисловие // Хомяков A.C. О Церкви. Берлин,1926.

210. Касаткина В.Н. Поэтическое мировоззрение Тютчева. Саратов, 1969.

211. Касаткина Т.А. Русский читатель над японским романом // Новый мир. 2001. №4.

212. Касаткина Т.А. Художественная реальность Слова: Онтологичность слова в творчестве Ф.М.Достоевского как основа «реализма в высшем смысле». Автореф. . д. филол. н. М.,1999.

213. Карасев Л.В. Онтологический взгляд на русскую литературу. М., 1995.

214. Карасев Л.В. Онтология и поэтика // Вопросы философии.1996. №7.

215. Карасев JI.B. Русская идея: (Символика и смысл) // Вопросы философии. 1992. №8.

216. Керимов В.И. Философия истории А.С.Хомякова // Вопросы философии. 1988. №3.

217. Керн, Архимандрит Киприан. Антропология Св. Григория Паламы. Дис. доктора церковных наук Православного Богословского Института в Париже. Paris, 1950.

218. Киреевский И.В. Девятнадцатый век // Европеец: Журнал И.В.Киреевского, 1832. М.,1989.

219. Киссель М.А. Философская эволюция Ж.-П.Сартра. Л., 1976.

220. Ключников С.Ю. Инициация в западной и русской традиции // Генон Р. Символы священной науки. М.,1997.

221. Князева E.H., Курдюмов С.П. Антропный принцип в синергетике //Вопросы философии. 1997. №3.

222. Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX века: Развитие стиля и жанра. М.,1978.

223. Кожинов В.В. Пророк в своем отечестве (Ф.И.Тютчев и история России XIX века). М.,2001.

224. Кожинов В.В. Тютчев. М.,1994.

225. Козырев А.П. Софиология // Русская философия: Словарь / Под общ. ред. М.А.Маслина. М.,1995.

226. Козырев Б.М. Письма о Тютчеве // Литературное наследство: Т.97. М.,1988. Кн.1.

227. Коллинз М. Когда Солнце движется на север. М.,1997.

228. Кони А.Ф. Воспоминания о писателях. М.,1989.

229. Конспекты уроков для учителя литературы. 10 класс. Русская литература XIX века. Вторая половина: В 2 ч. /

230. Под ред. Л.Г.Максидоновой. М., 1999. Ч. 1.

231. Кормилов С.И. Русская литература XX века на фоне XIX и XXI столетий // Русская литература XX века: итоги и перспективы: Материалы международной начной конференции. М.,2000.

232. Королева Н.В. Ф.Тютчев // Поэтический строй русской лирики. JI.,1973.

233. Котельников В.А. «Покой» в религиозно-философских и художественных контекстах // Русская литература. 1994. №1.

234. Котляревский H.A. Девятнадцатый век: Отражение его основных мыслей и настроений в словесном художественном творчестве на Западе. Пб.,1921.

235. Котляревский H.A. Мировая скорбь в конце XVIII и в начале XIX в. СПб., 1914.

236. Котляревский H.A. Хомяков как поэт // Хомяков A.C. Стихотворения. СПб., 1909.

237. Кошелев В.А. Алексей Степанович Хомяков: Жизнеописание в документах, рассуждениях и разысканиях//Север. 1994. №1-4.

238. Кошелев В.А. Поэт и «прозатор». А.С.Хомяков. 1804 -1860 // Литература в школе. 1997. №1.

239. Краснощекова Е.А. Иван Александрович Гончаров: Мир творчества. СПб., 1997.

240. Кронштадтский, Иоанн, Св. праведный. Моя жизнь во Христе. Ницца, 1928.

241. Кронштадтский, Прот. Иоанн. Христианская философия. М.,1992.

242. Крохина Н.П. «В начале было Слово»: миф в системе культуры // Перекресток: Сб. работ молодых ученых покультурологии и литературоведению. Иваново,1998.

243. Кублановский Ю. Одиночество Баратынского: К 200 -летию со дня рождения поэта // «Литературная газета». 1-7 марта 2000. № 9(5779).

244. Кубрякова Е.С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) // Известия РАН. Сер. литературы и языка. Т.56. 1997. №3.

245. Кузьмичев И.К. Лада, или Повесть о том, как родилась идея прекрасного и откуда Русская красота стала есть: (Эстетика Киевской Руси). М.,1990.

246. Куракина О.Д. Поэсис русского космизма: космическая драма отвлеченных начал // Человек и искусство. Выпуск 1 Антропос и поэсис. М.,1998.

247. Курганов Е. Бродский и Баратынский // Звезда. 1997. №1.

248. Khomiakoff A.S. L" Eglise Latin et le protestantisme au poin de vue de Г Eglise d" Orient. Reccueil d" articles sur des questions religieuses ecrits a differentes epoquees et a diverses occasions. Lausanne, 1872.

249. Лакербай Д.Л. Поэзия Иосифа Бродского 1957 - 1965-го годов: опыт концептуального описания. Автореф. . к. филол. н. Иваново, 1997.

250. Ларошфуко Ф. де. Максимы. Паскаль Б. Мысли. Лабрюйер Ж. де. Характеры. М.,1974.

251. Лебедев Е. Тризна: Книга о Е.А.Баратынском. М.,1985.

252. Левитан Е.П. Астрономия: Учебник для 11 класса общеобразовательных учреждений. М.,1994.

253. Левяш И.Я. Цивилизация и культура: логос, топос, хронос //Человек. 1999. №5.

254. Лейтон Л. Дж. Эзотерическая традиция в русской романтической литературе: Декабризм и масонство.1. СПб.,1995.

255. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство // Леонтьев К.Н. Избранное. М.,1993.

256. Леонтьев К.Н. О Всемирной любви // Леонтьев К.Н. Цветущая сложность: Избранные статьи. М.,1992.

257. Летопись жизни и творчества Е.А.Баратынского. 1800 - 1844 / Сост. А.М.Песков. М.,1998.

258. Литературное наследство: Т.97. М.,1988. Кн.1.

259. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л.,1967.

260. Лобок А. Другая математика // Школьные технологии. 1998. №6.

261. Логинов Д. Исконные учителя Апьве // Чудеса и приключения. 2001. №4.

262. Логинов Д. Народ великого Коло // Чудеса и приключения. 2001. №4.

263. Логический анализ языка: языки пространств / Под ред. Н.Д.Арутюновой. М.,2000.

264. Логутова Н.В. Поэтика пространства и времени романов И.С.Тургенева. Дис. . к. филол. н. Кострома,2002.

265. Лосев А.Ф. Владимир Соловьев и его время. М.,1990.

266. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Миф Число -Сущность. М.,1994.

267. Лосев А.Ф. История античной эстетики: Последние века (III VI века): В 2 кн. М.,1998.

268. Лосев А.Ф. Самое само // Лосев А.Ф. Миф Число -Сущность. М.,1994.

269. Лосев А.Ф. Страсть к диалектике: Литературные размышления философа. М., 1990.

270. Лосев А.Ф. Философия имени. М.,1990.215; Лотман Ю.М. Заметки о поэтике Тютчева, I: Местоименияв лирике Тютчева // Ученые записки Тартусского государственного университета. Тарту, 1982. Вып.604.

271. Лотман Ю.М. Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1993. Т.З.

272. Лотман Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя //Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1992. Т.1.

273. Лотман Ю.М. Текст и полиглотизм культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т.1: Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн,1992.

274. Лощиц Ю. Был ли Пушкин славянофилом? // Москва. 1999. №6.

275. Лукьянов А.Е. Истоки Дао. Древнекитайский миф. М.,1992.

276. Лурье В.М. Догматические представления А.С.Хомякова (Очерк становления и развития) // Славянофильство и современность: Сборник. СПб., 1994.

277. Любимова Т.Б. Поэсис как принцип космического устроения // Человек и искусство. Выпуск 1: Антропос и поэсис. М.,1998.

278. Любомудров A.M. О православии и церковности в художественной литературе // Русская литература. 2001. №1.

279. Ляпина Л.Е. Человек и мир в лирике Ф.И.Тютчева // Русская литература. XIX век. От Крылова до Чехова: Учебное пособие / Сост. Н.Г.Михновец. СПб.,2001.

280. Ляпушкина Е.П. Идиллические мотивы в русской лирике начала XIX века и роман И.А.Гончарова «Обломов» // От Пушкина до Белого. Проблемы поэтики русского реализма X1X начала XX века. СПб., 1992.

281. Маймин Е.А. Русская философская поэзия: Поэты. -любомудры, А.С.Пушкин, Ф.И.Тютчев. М.,1976.

282. Маковский М.М. Лингвистическая генетика: Проблемы онтогенеза слова в индоевропейских языках. М.,1986.

283. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.,1996.

284. Малышевский А.Ф. Философия детства и содержание дошкольного образования. СПб., 1999.

285. Малявин В.В. Сумерки Дао: Культура Китая на пороге Нового времени. М.,2000.

286. Мандельштам О.Э. Петр Чаадаев // Аполлон. 1915. №6-7.

287. Мамлеев Ю.В. Метафизика и искусство // Московский эзотерический сборник. М.,1997.

288. Мамлеев Ю.В. Судьба Бытия // Московский эзотерический сборник. М.,1997.

289. Мамлеев Ю.В. Философия русской патриотической поэзии // Московский эзотерический сборник. М.,1997.

290. Марочкин В. Истинная биография Пушкина // Юность. 1998. №6,7,9.

291. Маслин М.А. Тютчев // Русская философия: Словарь. М.,1995.

292. Матвеева Ю.В. Владимир Набоков и его поколение // Русская литература XX века: итоги и перспективы: Материалы международной научной конференции. М.,2000.

294. Мережковский Д.С. О новом религиозном действии (открытое письмо Н.А.Бердяеву) // Мережковский Д.С. Больная Россия. Л., 1991.

295. Мерло-Понти М. Пространство // Интенциональность итекстуальность: Философская мысль Франции XX века. Томск, 1998.

296. Минц З.Г. Структура «художественного пространства» в лирике Ал.Блока // Минц З.Г. Поэтика Александра Блока. СПб., 1999.

297. Мистическое богословие. К., 1991.

298. Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. М.,1987-1988.

299. Михайлов A.B. А.С.Хомяков: 1804 1860 // История эстетики: Памятники мировой эстетической мысли: В 5 т. М.,1969. Т.4 (первый полутом).

300. Михайлов A.B. Итоги // Наш современник. 1990. №12.

301. Михайлов A.B. Ницше // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М.,1968. Т.5.

302. Михайлов A.B. О некоторых проблемах современной теории литературы // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1994. №1.

303. Михайлов A.B. Поворачивая взгляд нашего слуха // Михайлов A.B. Языки культуры: Учебное пособие по культурологии. М.,1997.

304. Михайлов A.B. Поэтика барокко: завершение риторической эпохи // Историческая поэтика: литературные эпохи и типы художественного сознания. М.,1994.

305. Михайлов A.B. Проблемы анализа перехода к реализму в литературе XIX века // Михайлов A.B. Языки культуры: Учебное пособие по культурологии. М.,1997.

306. Мочульский К.В. Владимир Соловьев и его учение // Мочульский К.В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М.,1995.

307. Муратов П.П. Образы Италии. Т.1. М.,1993.

308. Мусский И.А. Сто великих мыслителей. М.,2000.

309. Набоков B.B. Лекции по русской литературе. М.,1996.

310. Непомнящий B.C. Пушкин: Русская картина мира. М.,1999.

311. Непомнящий И.Б. Несобранный цикл Ф.И.Тютчева и проблема контекста. Дис. . к. филол. н. Владимир,2002.

312. Неусыхин В.А. Основные темы поэтического творчества Рильке // Рильке P.M. Новые стихотворения. М.,1977.

313. Никитин А. Пушкин и Урал: По следам находок и утрат. Пермь, 1984.

314. Николаева H.A., Сафронов В.А. Истоки славянской и евразийской мифологии. М.,1999.

315. Ницше Ф. Шопенгауэр как воспитатель // Делез Ж. Ницше. Пб.,1997.

316. Новалис. Генрих фон Оффтердинген. Фрагменты. Ученики в Саисе. СПб., 1995.

317. Новиков И.Д. Эволюция Вселенной. М.,1990.

318. Новикова Е.Г. Софийность русской прозы второй половины XIX века: Евангельский текст и художественный контекст. Автореф. . д. филол. н. Томск, 1999.

319. Ноосферная идея и будущее России: Тезисы межгосударственной научно-практической конференции, посвященной 135-летию со дня рождения академика В.И.Вернадского. Иваново, 1998.

320. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1981.

321. Океанский В.П. В поисках ландшафта пространство и время // Перекресток 3: Научно-художественный альманах по онтологии словесности, культурологической герменевтике и истории литературы / Сост.

322. В.П.Океанский, Н.П.Крохтна. Иваново; Шуя, 2000.

323. Океанский В.П. Герменевтическое пространство «Легенды о Великом Инквизиторе»: вслед за К.Н.Леонтьевым. //Филологические штудии: Сборник научных трудов. Иваново,1995.

324. Океанский В.П. История или литература? (вызывающие размышления)//Вопросы литературы. 1998. № 1.

325. Океанский В.П. Исход Татьяны: герменевтика заключительной части романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин» // Художественный текст и культура. Выпуск 3. Материалы и тезисы докладов Международной конференции. Владимир, 1999.

326. Океанский В.П. Культурогония обвала: кризис современного мира и русская метафизическая лирика XIX века // Культура: тексты и контексты: Материалы четвертой ежегодной научной конференции студентов, аспирантов и преподавателей. Иваново,2002.

327. Океанский В.П. Культурологическая романистика A.C. Хомякова// Ивановский государственный университет. 25 лет: Юбилейный сборник статей молодых ученых. Иваново, 1998.

328. Океанский В.П. Лингвокультурологический аспект ариософии А.С.Хомякрва и православная экклезиология // Новое в преподавании русского языка в школе и вузе: Ушаковские чтения: Материалы научно-методической конференции. Иваново, 1998.

329. Океанский В.П. Локус Идиота: введение в культурофонию равнины // Роман Достоевского «Идиот»: раздумья, проблемы: Межвузовский сборник научных трудов. Иваново, 1998.

330. Океанский В.П. Метакультурная ариософия A.C.

331. Хомякова как антигосударственный миф // Миф и культура: Материалы межвузовской теоретической конференции. Иваново, 1998.

332. Океанский В.П. Метафизика Возрождения: индоевропейский контекст // Перекресток - 2: Сборник текстов по истории словесности и культурологии / Сост.В.П.Океанский, Н.П. Крохина. Иваново; Шуя, 1999.

333. Океанский В.П. Метафизика культуры: проблемы теории и истории. Иваново, 1998.

334. Океанский В.П. Поэтическая эсхатология Е.А. Баратынского // Перекресток: Сборник трудов молодых ученых по культурологии и литературоведению / Сост. В.П.Океанский, Н.П.Крохина. Иваново, 1996.

335. Океанский В.П. Символическая герменевтика стихотворения Ф.И.Тютчева «Сны» // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: Исследования и материалы. Иваново, 1998.

336. Океанский В.П. Топологическая конструкция малого жанра в ариософии А.С.Хомякова (К вопросу о герметичности названия) // Малые жанры: теория и история: Материалы межвузовской научной конференции. Иваново, 1999.

337. Океанский В.П. Универсум как герменевтическая проблема // Ноосферная идея и будущее России: Тезисы межгосударственной научно-практической конференции. Иваново, 1998.

338. Океанский В.П. XIX век как культурно-исторический феномен // «Социокультурная динамика России»: Вторые социологические чтения: Материалы региональнойнаучной конференции. Иваново, 1998.

339. Океанский В.П. Экзинтенциология «Зимней дороги» А.С.Пушкина: метафизика «платонического архетипа» и апофатика евангельской деконструкции // Талант как вечность: Сборник статей. Шуя, 2001.

340. Океанский В.П. Энергийность имени в «Записках о Всемирной Истории» A.C. Хомякова: концептуальные, жанровые и стилевые модальности // Жизнь и судьба малых литературных жанров: Материалы межвузовской научной конференции. Иваново, 1996.

341. Осипова Г. Философское наследие Н.Ф.Федорова и К.Н.Леонтьева и некоторые страницы русской литературы // «Литература». №9(336). Март 2000.

342. Пелипенко A.A., Яковенко И.Г. Культура как система. М.,1998.

343. Перспективы метафизики: классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков / Под ред. Г.Л.Тульчинского, М.С.Уварова. СПб., 2001.

344. Песков A.M. Германский комплекс славянофилов // Вопросы философии. 1992. №8.

345. Пигарев К.В. Лирика Баратынского // Баратынский Е.А. Лирика. М., 1964.

346. Пигарев К.В. Лирика Тютчева // Тютчев Ф.И. Лирика. М., 1963.

347. Пигарев К.В., Николаев A.A. Примечания // Тютчев Ф.И. Сочинения: В 2 т.М., 1980.Т.1.

348. Пигарев К.В. Тютчев и его поэтическое наследие // Тютчев Ф.И. Сочинения: В 2 т. М.,1980. Т.1.

349. Платинский, о. Серафим (Евгений Роуз).Человек против Бога. Калифорния; М.,1995.

350. Подорога В. Выражение и смысл: Ландшафтные мирыфилософии: Серен Киркегор, Фридрих Ницше, Мартин Хайдеггер, Марсель Пруст, Франц Кафка. М.,1995.

351. Пойзнер Б.Н. Репликатор - посредник между человеком и историей // Прикладная Нелинейная Динамика: научно -теоретический журнал. Т.7, №6, 1999. Саратов, 1999.

352. Поляков А.Н. Дать имя Бытию: Бытие в текстах Е.А.Баратынского. Опыт философского созерцания // Перекресток-2: Сборник текстов по истории словесности и культурологии / Сост. В.П.Океанский, Н.П.Крохина. Иваново; Шуя,1999.

353. Попов Д.Л. Поэтические прозрения Ф.И. Тютчева и трансцедентальное сознание европейской культуры Нового времени // «Социокультурная динамика России» (Вторые социологические чтения): Материалы региональной научной конференции. Иваново, 1998.

354. Попов Д.Л. Сюжет прозрения в рассказе Достоевского «Сон смешного человека»: от скрытого к явленному // Потаенная литература: Исследования и материалы: Приложение к выпуску 2. Иваново,2000.

355. Попов Д.Л. Поэтика Тютчева: диалектика зримого и незримого (На правах рукописи).

356. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М.,1999.

357. Пришвин М. Дневник военных лет // Человек. №3. Б.г., б.г.

358. Пумпянский Л.В. Поэзия Ф.И.Тютчева // Урания: Тютчевский альманах, 1803 1928. Л.,1928.

359. Пушкарь, Прот. Борис. Священная библейская история. Ветхий Завет// Литературная учеба. 1992. № 1-2.

360. Пушкин A.C. Никто более Баратынского // Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В 10 т.М., 1965.

361. Раков В.П. Аполлон Григорьев литературный критик.1. Иваново, 1980.

362. Раков В.П. Новая органическая поэтика. Иваново,2002.

363. Раков В.П. О типологии художественного слова // Творчество писателя и литературный процесс: Тезисы докладов VI Фурмановских чтений, 30 сентября 2 октября 1991 г. Иваново, 1991.

364. Раков В.П. Русское эллинство: (Проблема языковой специфики) // Творчество писателя и литературный процесс: Язык литературы. Поэтика. Иваново, 1995.

365. Раков В.П. Философско-эстетическая специфика теории «социального генезиса» литературы // Творчество писателя и литературный процесс: Межвузовский сборник научных трудов. Иваново, 1981.

366. Рамадански Д. Гомологон человеческой души // Павич М. Ящик для письменных принадлежностей: Роман.1. СПб.,2000.

367. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т.З: Новое время (от Леонардо до Канта). СПб.,1996.

368. Религии мира: Пособие для учителя / Авт. кол.: Щапов Я.П., Осипов А.И., Корнев В.И. и др. М.,1994.

369. Рифтин Б.Л. Китайская мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. М., 1987. Т.1.

370. Рогощенков И.К. Личность и христианство (исторические судьбы славянофильства и западничества) // Север. 1994. №4.

371. Роднянская И.Б. Земля и небо // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981.

372. Розанов В.В. На границах поэзии и философии // Розанов. В.В. О писательстве и писателях. М.,1995.

373. Розанов B.B. Памяти Вл. Солдовьева // Розанов В.В. О писательстве и писателях. М.,1995.

374. Россия и Германия: Опыт философского диалога. М.,1993.

375. Роуз, иеромонах Серафим. Душа после смерти. М.,1991.

376. Роуз, иеромонах Серафим. Святое Православие: XX век. М.,1992.

377. Роуз, иеромонах Серафим. Человек против Бога. М., 1995.

378. Русская литература рубежа веков: 1890-е - начало 1920-х годов: В 2 кн. / Отв. ред. В.А.Келдыш. Кн.1. М.,2000.

379. Рыклин М. Террологики. Тарту; М.,1992.

380. Саводник В. Очерки по истории русской литературы XIX -го века. М.,1906.

381. Сакулин П.Н. Земля и небо в поэзии Лермонтова // Венок Лермонтову: Юбилейный сборник. М.;Пг.,1914.

382. Саломе Л.-А. Фридрих Ницше в своих произведениях. Очерк // Северный вестник. 1896. №5.

383. Самойлов Д.С. Книга о русской рифме. М.,1982.

384. Северикова H.H. Фет // Русская философия: Словарь / Под общ. ред. М.А.Маслина. М.,1995.

385. Семенова С. Преодоление трагедии: «Вечные вопросы» в литературе. М.,1989.

386. Серебряная И.Б. «Своею ласкою поэта / Ты, Рифма! радуешь одна» // Русский язык в школе. 2000. №2.

387. Серегин А. Владимир Соловьев и «новое иррелигиозное сознание» // Новый мир. 2001. №2.

388. Скворцов Л.И. «Бездна пространства.» // Литература в школе. 2002. №3.332; Словарь иностранных слов. М.,1989.

389. Смирнов В.П. Бунин //Русские писатели, 1800- 1917: Биографический словарь. М.,1989.

390. Созина Е.К. Дискурс сознания в поэтическом мире Ф.Тютчева // Эволюция форм художественного сознания в русской литературе (опыт феноменологического анализа): Сборник научных трудов. Екатеринбург,2001.

391. Соколов Б.Г. О мудрости (хохме) // Метафизические исследования. Выпуск 8 S. СПб.,1998.

392. Соколов М.Н. Вечный Ренессанс. Лекции о морфологии культуры Возрождения. М.,1999.

393. Соловьев B.C. О лирической поэзии: По поводу последних стихотворений Фета и Полонского // Соловьев B.C. Смысл любви: Избранные произведения. М.,1991.

394. Соловьев B.C. Поэзия Ф.И.Тютчева // Соловьев B.C. Литературная критика. М.,1990.

395. Соловьев B.C. Русская идея. СПб.,1991.

396. Соловьев B.C. София: Начала Вселенского учения // Соловьев B.C. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Соч. Т.2: 1875 1877. М.,2000.

397. Солоневич И.Л. Народная монархия. М.,1991.

398. Соснин Э.А., Пойзнер Б.Н. Лазерная модель творчества: (От теории доминанты к синергетике культуры). Томск, 1997.

399. Старец Варсонофий. Духовные беседы и поучения // Православная беседа: Журнал для семейного чтения. 1992. №10-12.

400. Стеллиферовский П.А. Евгений Абрамович Баратынский. М.,1988.

401. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры.

402. Опыт исследования. М.,1997.

403. Столович Л.Н. О метафизике смеха // Метафизические исследования. Выпуск 9 8. СПб.,1999.

404. Сузи В.Н. Принцип «двойного бытия» в лирике Ф.И.Тютчева (к проблеме античной и христианской традиции). Автореф. . к. филол. н. Петрозаводск,1996.

405. Сук Хен А. Мировоззрение Чехова и восточная философия: черты сходства // Молодые исследователи Чехова. III. М.,1998.

406. Сумерки богов: Ф.Ницше, З.Фрейд, Э.Фромм, А.Камю, Ж.П.Сартр. М.,1989.

407. Тарановский К. Очерки о поэзии О.Мандельштама // Тарановский К. О поэзии и поэтике / Сост. М.Л.Гаспаров. М.,2000.

408. Тарасов Б.Н. Тютчев и Паскаль (антиномии бытия и сознания в свете христианской онтологии) // Русская литература. 2000. №4.

409. Тейлор Э.Б. Первобытная культура. М.,1989.

410. Типсина А.Н. Немецкий экзистенциализм и религия. Л.,1990.

411. Тищенко П.Д. «Дано мне тело.» // Человек. 1990. №3.

412. Тищенко П.Д. Что значит знать?: Онтология познавательного акта. М.,1991.

413. Толстая С.А. Дневники: В 2 т. Т.2.: 1901 1910. М.,1978.

414. Толстой Л.Н. О литературе. М.,1955.

415. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.,1995.

416. Топоров В.Н. Первобытные представления о мире (общий взгляд) // Очерки истории естественнонаучных знаний в древности. М.,1982.

417. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.,1983.

418. Топоров В.Н. Странный Тургенев. М.,1998.

419. Тростников В.Н. Конец науки начало познания // Москва. 1993.

420. Тростников В.Н. Научна ли научная картина мира? // Новый мир. 1989.

421. Трофимов Е.А. Метафизическая поэтика Пушкина. Иваново, 1999.

422. Трофимов Е.А. Творчество Ф.М. Достоевского 1860-х годов: (Онтопоэтический аспект): Автореф. .к. филол. н. Иваново, 1995.

423. Трубецкой Е. Свет Фаворский и преображение ума: по поводу книги св.Павла Флоренского «Столп и утверждение истины» // Вопросы философии. 1989. №12.

424. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. М.,1969.

425. Уотс А. Путь Дзен. К., 1993.

426. Уотте А. Психотерапия. Восток и Запад. Львов, 1997.

427. Усманов С.М. Восток в общественно-политическом сознании русской интеллигенции XIX начала XX веков. Дис. . д. ист. н. Иваново,2000.

428. Федотов Г.П. Православный нигилизм или православная культура? // Федотов Г.П. Россия, Европа и мы: Сборник статей. Т.2. Париж, 1973.

429. Фейербах JI. Сущность христианства // Фейербах Л. Избранные философские произведения: В 2 т. М.,1955. Т.2.

430. Фет A.A. О стихотворениях Ф.Тютчева // Фет A.A. Сочинения: В 2 т. М., 1982. Т.2.

431. Физика космоса: Маленькая энциклопедия / Гл. ред. P.A. Сюняев. М.,1986.

432. Философия в преддверии XXI столетия: Сборник статей. СПб., 1997.

433. Философия Мартина Хайдеггера и современность. М.,1991.

434. Фишер К. Артур Шопенгауэр. СПб., 1999.

435. Флоренский П.А. Сочинения: В 2 т. М.,1990. Т. 2: У водоразделов мысли.

436. Флоровский Г.В. Восточные отцы V VII веков. Париж, 1933.

437. Флоровский Г.В. Восточные отцы V VIII веков: Из чтений в Православном Богословском Институте в Париже. М., 1992.

438. Флоровский Г.В., прот. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. (Репр.: Париж, 1937.)

439. Франк С. Космическое чувство в поэзии Тютчева // Русская мысль. 1913. №11.

440. Франкл В. Доктор и душа. СПб., 1997.

441. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.,1990.

442. Фрэнк Д. Пространственная форма в современной литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. М.,1987.

443. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. . №3.

444. Фуссо С. Ландшафт «Арабесок» // Гоголь: Материалы и исследования. М.,1995.

445. Хайдани 3. Иван Ильич, или Помни о смерти: Лев Толстой и Мартин Хайдеггер // «Литература». №33(360). Сентябрь 2000.

446. Хайдеггер М. Бытие и время. М. 1997.

447. Хайдеггер М. Время картины мира // Новая технократическая волна на Западе: Сборник. М., 1986.

448. Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М., 1993.

449. Хайдеггер М. Искусство и пространство // Время и бытие: статьи и выступления. М.,1993.

450. Хайдеггер М. Исток искусства и предназначение мысли // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М., 1993.

451. Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог мертв» // Вопросы философии. 1990. №7.

452. Хайдеггер М. Учение Платона об истине // Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М., 1993.

453. Хайдеггер М. Что это такое философия? // Вопросы философии. 1993. № 8.

454. Хайдеггер М. Язык. СПб., 1991.

455. Хайдеггер М. Язык в стихотворении: (Фрагменты) // Тракль Г. Избранные стихотворения. М.,1994.

456. Ханзен-Леве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб., 1999.

457. Хетсо Г. Е.Баратынский. Жизнь и творчество. Осло, 1973.

458. Ходанен Л.А. Миф в творчестве русских романтиков. Автореф. . д. филол. н. Томск,2000.

459. Ходанен Л.А. Поэтика пространства-времени «Песни прокупца Калашникова» и традиции русского эпоса // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики: Сборник научных трудов. Кемерово, 1986.

460. Холл М.П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. Новосибирск, 1993.

461. Холодный В.И. А.С.Хомяков дилетант и провидец постхристианского «завета» //Вопросы философии. 2001. №8.

462. Хольтхузен Г.Э. Райнер Мария Рильке сам свидетельствующий о себе и о своей жизни (с приложением фотодокументов и иллюстраций). Челябинск, 199S.

463. Хомяков A.C. Записки о Всемирной Истории // Хомяков A.C. Полное собрание сочинений: В 8 т. М.,1900. Т.5-7.

464. Хуружий С.С. Путем зерна: русская религиозная философия сегодня // Вопросы философии. 1999. №9.

465. Хоружий С.С. Хомяков и принцип соборности // Вестник русского христианского движения. № 162/163. Париж -Нью-Йорк Москва, 1991. № 2-3.

466. Художественное пространство и время: Сборник. Даугавпилс, 1987.

467. Цветаев И.В. Погребальные обычаи древних римлян // Русский вестник. Январь 1887.

468. Цветков А. Время как псевдоним власти // HNA4E: журнал начала века. 2001. №4.

469. Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М.,1989.

470. Чемберлен Х.С. Арийское миросозерцание. М.,1913.

471. Шапурина A.B. Лирика природы Ф.И.Тютчева:философско-поэтические созерцания. Автореф. . к. филол. н. М.,2002.

472. Шаховской, Архиепископ Иоанн Сан-Францисский. О поэзии // Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Избранное. Петрозаводск, 1992.

473. Шелер М. Положение человека в космосе // Проблема человека в западной философии: Переводы. М.,1988.

474. Шеллинг Ф.В. Философия искусства. М.,1966.

475. Шестакова JI.Л. Две «Весны» Евгения Баратынского // Русский язык в школе. 2000. №2.

476. Ширшова И.А. «Женское лицо» поэзии Ф.И.Тютчева // Соловьевские исследования: Периодический сборник научных трудов. Выпуск 3. Иваново,2001.

477. Ширшова И.А. Жизнь и смерть в поэтической софиологии Ф.И.Тютчева. (В печати. Липецк.)

478. Шкловский И.С. Вселенная. Жизнь. Разум. М.,1987.

479. Шмаков В. Система эзотерической философии: Основы Пневматологии: Теоретическая Механика Становления Духа. К., 1994.

480. Шопенгауэр А- Афоризмы житейской мудрости. М.,1990.

481. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Собрание сочинений: В 5 т. М.,1992. Т.1.

482. Шопенгауэр А. Основные идеи эстетики // Шопенгауэр А. Избранные произведения. М.,1993.

483. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории: Т.1. Геиггальт и действительность. М.,1993.

484. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории: Т.2. Всемирно-исторические перспективы. М., 1998.

485. Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова: Этюды и вариации на тему Гумбольта. Иваново, 1999.

486. Штайнзальц А. Роза о тринадцати лепестках. Рига, б. г.

487. Щербаков В. Снежная королева кто она? // Чудеса и приключения. 2001. №4.

488. Щербенюк A.B. Толстой, Чехов, Бунин, Набоков: риторика и история. Автореф. . к. филол. н. СПб.,2001.

489. Щукин В.Г. Культурный мир русского западника // Вопросы философии. 1992. №5.

490. Эйхенбаум Б. Новое в области «пушкинизма» // Эйхенбаум Б. О литературе: Работы разных лет. М.,1987.

491. Эйхенбаум Б. Теория «формального метода» // Эйхенбаум Б. О литературе: Работы разных лет. М.,1987.

492. Элиаде М. Космос и история // Элиаде М. Избранные работы. М.,1987.

493. Элиаде М. Миф о вечном возвращении: архетипы и повторяемость. СПб., 1998.

494. Элиаде М. Священное и мирское. М.,1994.

495. Элиаде М. Трактат по истории религий: В 2 т. СПб.,2000.

496. Эпштейн М. Постмодерн в России: Литература и теория. М.,2000.

497. Эпштейн М. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М.,1990.

498. Эрн В.Ф. Время славянофильствует: Война, Германия, Европа и Россия // Эрн В.Ф. Сочинения. М.,1991.

499. Эткинд А. Содом и психея: Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. М.,1996.

500. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII - XIX вв. М.,1999.

501. Эткинд Е.Г. Форма как содержание. Избранные статьи. Вюрцбург,1977.

502. Юнг К.-Г. Об отношении аналитической психологии кпоэтико-художественному творчеству // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. М.,1987.

503. Юрий Тынянов. Писатель и ученый. Воспоминания, размышления, встречи. М.,1966.

504. Юрьева 3. Мифотворчество и миротворчество (Андрей Белый) // The New Review: Новый журнал. Кн. 206. Март 1997. Нью-Йорк, 1997.

505. Яки Стенли JI. Бог и космологи. Долгопрудный, 1993.

506. Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987.

507. Яннарас X. Вера Церкви: Введение в Православное богословие. М., 1992.

508. Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.,1991.

509. Ясперс К. Язык // Философия языка и семиотика / Под общ. ред. А.Н.Портнова. Иваново,1995.

510. Ярхо В.Н. Фетида // Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. М.,1988. Т.2.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

План

1. Основные факторы, определившие своеобразие английского барокко.

2. Отношение Джона Донна к елизаветинской поэтической традиции.

3. Поэтическое новаторство Джона Донна:

Барочное «остроумие»;

Художественные функции метафор-концептов;

Обогащение поэтической лексики;

Влияние философии неоплатонизма;

Изменения в жанровом мышлении.

4. Барочность мироощущения в религиозной лирике.

5. Донн и Шекспир.

Консультация

Джон Донн (1572-1631) – английский поэт. Родился в семье зажиточного купца. Окончил школу юриспруденции в Лондоне. Принимал участие в военных экспедициях британского флота к Кадиксу и Азорским островам. Некоторое время был секретарем лорда Эджертона. Лишился этого места, когда стало известно о тайном браке поэта с племянницей Эджертона. В 1615 году принял сан священника. В 1621 году стал настоятелем собора Святого Павла и занимал этот пост до самой смерти.

При жизни Донна было опубликовано лишь несколько стихотворений, остальные были известны в списках. Впервые собрание стихов было опубликовано уже после его смерти в 1633 г. Точная датировка создания многих стихотворений раннего периода творчества неизвестна. Донн обращался к различным популярным жанрам елизаветинской литературы: сатирам, сонетам, элегиям, песням, посланиям и т.д. Но многие из традиционных жанров под его пером претерпевали существенные изменения. Как одну из характерных тенденций его творчества можно отметить отказ от музыкальности елизаветинской лирики и ориентацию на разговорную речь. И хотя Донн способен был сочинять и очень мелодичные стихотворения, особенно в жанре песни, все же в его поэзии преобладают интонации разговорной речи, а многие стихотворения напоминают драматические монологи.

Близостью к драматическим монологам определяется и своеобразие донновских сатир. В качестве главного героя в них выступает ироничный и остроумный рассказчик, способный несколькими штрихами набросать картины из жизни Лондона, портреты современников и выставить в комичном или гротескном виде – в зависимости от ситуации – их пороки.

Драматизация стихотворного текста у Донна проявляется не только в ритме и интонациях, но дает о себе знать и в его героях. Они чем-то схожи с актерами, произносящими заученные слова со сцены. И хотя у читателя порой и возникает ощущение предельной интимности поэтических монологов английского автора, оно очень быстро исчезает. Становится ясно, что это лишь иллюзия интимности. Герой никогда не забывает об аудитории, и это накладывает отпечаток на его поведение и речь. «Театрализация» и «карнавализация» изображаемой жизни была особенно близка барочному искусству, в русле которого развивалось и творчество Джона Донна. Значительные изменения в жизни европейского общества и кризис традиционной картины мира, спровоцированный волной научных открытий, породили впечатление хаотичности и неустойчивости мироздания. В стихотворении «Анатомия мира» Донн так передает впечатления своих современников, которым выпало жить в «эпоху перемен»:

Все в новой философии сомненье:

Огонь былое потерял значенье.

Нет Солнца, нет Земли - нельзя понять,

Где нам теперь их следует искать.

Все говорят, что смерть грозит природе,

Раз и на небе и на небосводе

Так много нового; мир обречен,

На атомы он снова раздроблен,

Все рушится и связь времен пропала,

Все относительным отныне стало...

Отношение к жизни как к театральному действию также должно было передать это новое состояние мира.

Вторжение нового побуждает к пересмотру литературного опыта предшественников. Джон Донн уже иначе подходит к традициям елизаветинской любовной лирики. Во многих его ранних стихотворениях высмеиваются приемы, которые от многократных повторений утратили жизненную силу. Чрезмерной идеализации любовных отношений он противопоставляет нарочитую эротичность своих произведений, примером могут служить такие стихотворения, как «Любовная наука», «На раздевание возлюбленной», «Любовная война». В противовес рыцарской верности в служении прекрасной даме призывает к постоянной смене партнеров («Перемена»). Вместе с тем поэт не сводит любовь лишь к плотским отношениям; подлинное чувство между мужчиной и женщиной, по его представлению, невозможно без духовной связи, которая нередко трактуется им в духе философии неоплатонизма как союз душ («Экстаз», «С добрым утром»).

Новые качества приобретает у Донна и сама пародия. Если Шекспир в 130‑м сонете («Ее глаза на звезды не похожи...»), выявляя пустоту поэтических штампов, показывает, что с их помощью невозможно создать образ реального человека, то Донн уже пользуется иными приемами. Так, в стихотворении «Анаграмма» автор шутливо предлагает поменять местами традиционные эпитеты женской красоты: глаза сделать маленькими, а рот - большим, красным цветом наделить не щеки, а волосы, черным - не брови, а зубы и т.п. Подобного рода игра была характерна для искусства барокко. В литературе барокко родился и особый вид метафоры (сравнения) - концепт, или кончетто. В такой метафоре важно не сравнение одного предмета или явления с другим, а значима сама неожиданность сопоставления далеко отстоящих и ничем не похожих, казалось бы, понятий и волна ассоциаций, которая рождается в сознании читателя, пытающегося отыскать между ними сходство. Из концептов Донна наиболее известным является концепт из стихотворения «Прощание, запрещающее печаль», построенный на уподоблении душ влюбленным ножкам циркуля. Концепты Донна обычно отличают интеллектуальность и развернутость (иногда один концепт составляет структурную основу содержания целого стихотворения).

Использование метафор-концептов в поэзии Джона Донна - это одно из проявлений нового типа художественного мышления, который формируется в искусстве барокко. Очень часто этот тип мышления определяют как «остроумие». Остроумие предполагает способность видеть мир в совершенно новых и неожиданных ракурсах, воспринимать его как что-то развивающееся и движущееся. Оно опирается на иные представления о гармонии, отличные от представлений предшествующего периода. Барочная гармония заметно тяготеет к парадоксальному и асимметричному. В произведениях Донна влияние новых принципов поэтического мышления сказывается в самых разных элементах. Например, в его стихах часто можно встретить весьма изощренную систему аргументации и доказательств. Однако логика поэта очень парадоксальна и необычна. Герой может использовать весь арсенал схоластической логики для того чтобы убедить возлюбленную раздеться («На раздевание возлюбленной»). Несовпадение по масштабу средств и цели (в этом тоже можно усмотреть тяготение к асимметрии) придает логическим построениям оттенок абсурдности. Или же логические выводы могут не совпадать с устоявшимися мнениями и представлениями, и потому также кажутся странными.

В более поздний период своего творчества Донн обращается к религиозным темам. Приблизительно около 1601 г. он создал цикл стихотворений, получивший название «Священные сонеты». Эти сочинения отличает такая же страстность и напряженность чувства, какая была характерна для ранней любовной лирики, только теперь его любовь обращена не к женщине, а к Богу. В «Священных сонетах» поэт также использовал опыт религиозной медитации, которую разработал и ввел в религиозную практику христианской церкви основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола. Для практикующего эту форму медитации необходимо было создать в своем воображении какую-то сцену из Нового Завета, поместить себя среди действующих лиц, а затем проанализировать свои переживания и извлечь из анализа полезные для души нравственные истины. Нередко поэт в «Священных сонетах» следует этой же схеме.

Джон Донн и его последователи значительно обогатили словарь поэзии. В их произведениях они охотно прибегают к научным понятиям, используют медицинскую, военную терминологию, а также слова, имеющие отношение к юриспруденции, торговле и многим другим сферам.

Донн считается основателем школы «метафизической поэзии» в английской литературе. Первыми по отношению к поэзии начала XVII века этот термин использовали Джон Драйден и Сэмюэль Джонсон. Они вкладывали в него негативный смысл: под «метафизической» они имели в виду чрезмерно усложненную, лишенную логической ясности и гармоничности поэзию. Тем не менее, этот термин закрепился в истории литературы. Помимо Донна к поэтам-метафизикам относят Э. Марвелла, Дж. Герберта, Г. Воэна, Р. Крэшо и некоторых других поэтов.

Вопросы для самоконтроля

1. К каким поэтическим жанрам обращался Джон Донн в своем творчестве?

2. Какие черты елизаветинской поэзии пародирует он в своих стихотворениях?

3. Что нового появляется в стихотворном ритме произведений Донна?

4. Каким образом в религиозной лирике сказывается влияние «духовных упражнений» Игнатия Лойолы?

5. Кто впервые и с каким значением использовал понятие «метафизическая поэзия» по отношению к творчеству Джона Донна?

6. Что такое «метафизический стиль»?

7. Что нового внес Донн в разработку жанра сонета?

Вопросы, задания и материалы к занятию

Для ответов на вопросы и выполнения заданий используйте материалы, которые предложены на диске.

1. Прочитайте стихотворение Джона Донна «С добрым утром». К каким жанровым традициям обращается здесь поэт? В чем своеобразие концепции любви в данном стихотворении? Как происходит ее раскрытие в содержании? Охарактеризуйте хронотоп стихотворения. Какие концепты использует поэт в тексте? Какой концепт является центральным в стихотворении «С добрым утром»?

John Donne THE GOOD-MORROW I wonder by my troth, what thou, and I Did, till we lov"d? were we not wean"d till then? But suck"d on countrey pleasures, childlishly? Or snorted we i"the seaven sleepers den? "Twas so; But this, all pleasures fancies bee, If ever any beauty I did see, Which I desir"d, and got, "twas but a dream of thee. And now good morrow to our waking soules, Which watch not one another out of feare; For love, all love of other sights controules, And makes one little roome, an every where. Let sea-discoverers to new worlds have gone, Let Maps to others, worlds on worlds have showne, Let us possesse our world, each hath one, and is one. My face in thine eye, thine in mine appears, And true plaine hearts doe in the faces rest, Where we can finde two better hemispheares Without sharpe North, without declining West? What ever dyes, was not mixt equally; If our two loves be one, or thou and I Love so alike, that one doe slacken, none can die. Джон Донн С ДОБРЫМ УТРОМ Да где же раньше были мы с тобой? Сосали грудь? Качались в колыбели? Или кормились кашкой луговой? Или, как семь сонливцев, прохрапели Все годы? Так! Мы спали до сих пор; Меж призраков любви блуждал мой взор, Ты снилась мне в любой из Евиных сестер. Очнулись наши души лишь теперь, Очнулись - и застыли в ожиданье; Любовь на ключ замкнула нашу дверь, Каморку превращая в мирозданье. Кто хочет, пусть плывет на край земли Миры златые открывать вдали - А мы свои миры друг в друге обрели. Два наших рассветающих лица - Два полушарья карты безобманной: Как жадно наши пылкие сердца Влекутся в эти радостные страны! Есть смеси, что на смерть обречены, Но если наши две любви равны, Ни убыль им вовек, ни гибель не страшны. Пер. Г. Кружкова

2. Прочитайте стихотворение Донна «Сон». В чем, по-вашему, своеобразие разработки темы сновидения Донном в отличие от Шекспира и Сидни?

Джон Донн СОН Любовь моя, когда б не ты, Я бы не вздумал просыпаться: Легко ли отрываться Для яви от ласкающей мечты? Но твой приход - не пробужденье От сна, а сбывшееся сновиденье, Так неподдельна ты, что лишь представь Твой образ - и его увидишь вьявь. Приди ж в мои объятья, сделай милость, И да свершится все, что не доснилось. Не шорохом, а блеском глаз Я был разбужен, друг мой милый, То - ангел светлокрылый, Подумал я, сиянью удивясь; Но, увидав, что ты читаешь В моей душе и мысли проницаешь (В чем ангелы не властны) и вольна Сойти в мой сон, где ты царишь одна, Уразумел я: это ты - со мною, Безумец, кто вообразит иное! Уверясь в близости твоей, Опять томлюсь, ища ответа: Уходишь? Ты ли это? Любовь слаба, коль нет отваги в ней; Она чадит, изделье праха, От примеси Стыда, Тщеславья, Страха. Быть может (этой я надеждой жив), Воспламенив мой жар и потушив, Меня, как факел, держишь наготове? Знай: я готов для смерти и любови. Филип Сидни СОНЕТ 39 Приди, о Сон, забвение забот, Уму приманка, горестей бальзам, Свобода пленным, злато беднякам, Судья бесстрастный черни и господ! От жгучих стрел твой щит меня спасет. О, воспрепятствуй внутренним боям И верь, что щедро я тебе воздам, Когда прервешь междоусобья ход. Согласен я, чтоб ложе ты унес, Опочивальню тихую мою, И тяжесть в веждах, и гирлянды роз; А если все тебе я отдаю, Но не идешь ты, как молю о том, - Лик Стеллы в сердце покажу моем. Вильям Шекспир СОНЕТ 43 Смежая веки, вижу я острей, Открыв глаза, гляжу, не замечая, Но светел темный взгляд моих очей, Когда во сне к тебе их обращаю. И если так светла ночная тень - Твоей неясной тени отраженье, - То как велик твой свет в лучистый день. Насколько явь светлее сновиденья! Каким бы счастьем было для меня - Проснувшись утром, увидать воочью Тот ясный лик в лучах живого дня, Что мне светил туманно мертвой ночью. День без тебя казался ночью мне, А день я видел по ночам во сне.

3. Прочитайте первый из «Священных сонетов» Джона Донна. Найдите в нем жанровые черты сонета (формальные и содержательные). Обратите внимание на систему противопоставлений и сравнений в сонете. Найдите в произведении черты молитвы (обращение к Богу, называние Его свойств, формулировку просьбы).

Обратите внимание на соединение в первой строке сонета двух положений, внутренняя связь между которыми уже является доказательством бессмертия Человека (1. Человека создал Бог. 2. Может ли Божественное создание быть несовершенным?) Сопоставьте призыв последней строки сонета с просьбой, сформулированной во второй строке. Готов ли поэт пройти через боль при исправлении его несовершенства, что необходимо для достижения бессмертия?

John Donne HOLY SONNETS Thou hast made me, And shall thy worke decay? Repaire me now, for now mine end doth haste, I runne to death, and death meets me as fast, And all my pleasures are like yesterday; I dare not move my dimme eyes and way, Despaire behind, and death before doth cast Such terrour, and my feeble flesh doth waste By sinne in it, which it t"wards hell doth weigh; Onley thou art above, and when towards thee By thy leave I can looke, I rise againe; But our old subtle foe so tempteth me, That not one houre my selfe I can sustaine; Thy Grace may wing me to prevent his art, And thou like Adamant draw mine iron heart. Джон Донн СВЯЩЕННЫЕ СОНЕТЫ Ты дал мне жизнь - ужели дашь мне сгинуть? Исправь меня, исход ко мне спешит, Бегу на смерть, а смерть навстречь бежит, Приелось все, и пыл успел остынуть. Тускнеет взгляд, и мне его не сдвинуть - Ни вспять, где страх, ни встречь, где смерть страшит Грех плоть мою ослабшую крушит - Столь тяжек он, что ада мне не минуть. Там, в выси, ты один. Позволишь взор Воздеть горе - сумею вновь подняться. Но старый супостат наш столь хитер, Что без опоры час не продержаться. Лишь мощь твоя от ков его хранит: Железо сердца манишь, как магнит. Пер. А. Ларина

Прочитайте сонет VII. Проанализируйте, каким образом сказалось влияние принципов религиозной медитации в содержании этого стихотворения?

С углов Земли, хотя она кругла,

Трубите, ангелы! Восстань, восстань

Из мертвых, душ неичислимый стан!

Спешите, души, в прежние тела! -

Кто утонул и кто сгорел дотла,

Кого война, суд, голод, мор, тиран

Иль страх убил... Кто Богом осиян,

Кого не скроет смерти мгла!..

Пусть спят они. Мне ж горше всех рыдать

Дай, Боже, над виной моей кромешной:

Там поздно уповать на благодать...

Благоволи ж меня в сей жизни грешной

Раскаянью всечасно поучать:

Ведь кровь Твоя - прощения печать.

Пер. Д. Щедровицкого

4. Какие черты в приведенных стихотворениях Донна позволяют отнести их к барочной литературе?

5. Познакомьтесь с отзывами о метафизической поэзии и творчестве Джона Донна различных критиков. Что общего вы обнаружили в них? Как менялась с течением времени оценка метафизической поэзии?


Похожая информация.


“МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ”: КРУГ ПОНЯТИЙ

У словосочетания “метафизическая поэзия” есть своя традиция употребления и круг понятий, ему сопутствующих. Некоторые из них современны поэзии, другие были добавлены в ходе ее изучения уже в нашем столетии.

Термин, как часто бывает в истории литературы, возник достаточно случайно и был произнесен в осуждение, смешанное с насмешкой. Как полагают, впервые в отношении поэзии (без осуждения и насмешки) его употребил Джордано Бруно в книге “О героическом энтузиазме” (1585), посвященной, кстати сказать, замечательному поэту английского Возрождения сэру Филипу Сидни.

В дальнейшем первоначально значимыми высказываниями о “метафизической поэзии” в Англии принято считать отрывок из письма поэта У. Драммонда (1610-е годы), мнение Дж. Драйдена о Донне (1693) и, наконец, первую развернутую реконструкцию этого стиля в “Жизни Каули”, написанной С. Джонсоном (ок. 1780). Джонсон, как всегда у него, не только показал явление, но и критически оценил, сказав о ложном остроумии (wit), насильственно сближающем разнородные понятия (“... the most heterogeneous ideas are yoked by violence together”).

Формой поэтической речи, способной осуществить подобный смысловой сдвиг, становится метафора, ищущая сходства не в том, что являет естественное подобие, но в необычном, странном. Рожденная в ходе трансформации петраркистской традиции, обостренная Джамбатиста Марино, такая метафора стала называться итальянским словом кончетти (англ. conceit) и распространилась в поэзии европейского барокко.

Так что и по термину, и по стилистическому родству “метафизическая поэзия” — общеевропейское явление. Как таковое она нередко рассматривается сейчас, а истоки ее не только практики, но и теории восходят к первой половине XVII столетия — к итальянским и испанским трактатам. Среди них особенно известный (хотя далеко не первый) принадлежит Бальтасару Грасиану “Остроумие, или Искусство изощренного ума” (1642; расширенное издание — 1648). Там было дано — уже как итог тому, что существует в поэзии, — следующее определение: “... мастерство остромыслия состоит в изящном сочетании, в гармоническом сопоставлении двух или трех далеких понятий, связанных единым актом разума”.

Грасиан на столетие с лишним опередил С. Джонсона и на два — М. В. Ломоносова, говорившего в своем “Кратком руководстве к красноречию” о силе остроумия, необходимого для сопряжения “далековатых” идей, хотя и предупреждавшего здесь же против безмерного следования “нынешним италианским авторам, которые, силясь писать всегда витиевато и не пропустить ни единой строки без острой мысли, нередко завираются”. Для одних остроумное сближение “далековатого” было программой, в исполнении которой они надеялись словом удержать мир от распада; для других — приемом, допустимым, но требующим разумной осторожности; для третьих — формулой критического неприятия того, что они считали стилистической причудой.

Джонсон принадлежал к последним и своим отзывом на полтора века продлил уже наступившее забвение метафизической традиции. Впрочем, в этом многократно констатируемом “забвении” есть элемент литературного мифа: метафизиков читали, издавали и до ХХ столетия, которое решительно изменило их статус. То, что прежде лишь для редких ценителей (подобных С. Т. Колриджу) было чем-то бульшим, чем стилистическим курьезом, приобрело значение культурного рубежа.

Именно эту идею сформулировал Т. С. Элиот, когда в 1921 году написал рецензию на антологию, составленную профессором Г. Д. Грирсоном, — “Metaphysical Lyrics and Poems of the Seventeenth Century” (см. русский перевод в журнале “Литературное обозрение”, 1997, № 5). Антологию многократно переиздавали. Рецензия вошла во все критические сборники о поэзии XVII века и обогатила теорию культуры термином “dissociation of sensibility”, означающим распад чувственного восприятия, переживания мира. С точки зрения Т. С. Элиота, человек утратил способность ощущать мысль так же естественно, как запах розы (“to feel thought as immediately as the odour of a rose”), и тем самым собирать разрозненные впечатления (“to amalgamate disparate experience”). Последние, кому это было дано, — поэты-метафизики.

В этом, правда, Элиот не был стопроцентно убежден и в разных случаях несколько менял смысл высказывания. Он колебался в не слишком больших пределах: то ли метафизики были последними преодолевшими трагедию распада, то ли первыми пережившими ее и с героическим усилием пытавшимися остановить.

Под знаком такого понимания началось современное прочтение “метафизической поэзии” и сложился ряд необходимых для нее понятий. Он сравнительно невелик и может быть представлен следующей логической схемой.

Исходная для нее посылка — трагическое ощущение утраты цельности как самого мироздания, так и мысли о нем. Первое несложно проиллюстрировать цитатами из Донна, например из поэмы “Первая Годовщина” (“An Anatomy of the World”) — о мироздании, рассыпавшемся на кусочки: “Tis all in pieces, all coherence gone”, и многими другими. Второму дал название Элиот: “dissociation of sensibility”.

Донн, сказав о рассыпавшемся мире, о пропавшем солнце, посетовал, что человеческому уму не дано восстановить его (“... and no man’s wit/Can well direct him, where to look for it”). И в то же время ни человеку, ни поэту не на что надеяться, кроме своего острого ума, ищущего и обнаруживающего необходимые, пусть и далековатые, связи. Остроумие — способность, кончетти — ему, и только ему доступный инструмент мысли.

Остроумие — не абстрактная, не безличная способность. Она неотделима от обладателя, входящего в стихотворение со своим голосом, со своей интонацией и тем самым решительно меняющего облик стиха. Если воспользоваться терминологией Б. М. Эйхенбаума, то эту смену можно описать как переход от “напевного” типа лирики к “говорному”. Первый устремлен к музыкальности стиха, к тому, что один из почитателей и продолжателей Донна — Абрахам Каули в элегии на его смерть назвал “soft melting phrases”. Это то, от чего Донн избавил английскую поэзию, плывшую по течению отработанных приемов ренессансной лирики, канонизированных Э. Спенсером. Донн вернул поэзии “masculine expression” — мужественность речи, заменил мелодию — интонацией.

Характеристикой обновленного стиха стала — “strong line”, что можно перевести как “крепкая (или крепко сделанная) строка”. Ее насыщенному звучанию соответствует и столь же насыщенная образность; кончетти — принадлежность этого нового стиля. Донн — один из его создателей, но не единственный. Скажем, если сравнить поэзию его школы со “школой Бена Джонсона”, то не характер звучания или даже не сам факт наличия/отсутствия кончетти определит различие, но степень напряженности, звуковой и образной нагруженности “strong line”, в которой сказывается различие поэтической личности: у Джонсона “она никогда или очень редко становится эксцентрически и неклассически индивидуальной”.

У Донна она часто именно такова. И это определяет ситуацию стихотворения. Если она и может показаться исключительной в лирике, то нужно лишь вспомнить, что “метафизическая поэзия — поэзия, рожденная в век величия нашей драмы”, напоминает Х. Гарднер и ставит в качестве определения к ней слово — “драматическая”. Это было сказано в эссе, первоначально написанном в качестве предисловия к пингвиновской антологии “Поэты-метафизики” (изд. 1-е — 1957); эссе многократно переиздавалось и в составе антологии, и в других сборниках, став классикой, но в ином роде, чем эссе Т. С. Элиота. Гарднер очень точно реконструировала во всей полноте свойств черты метафизического текста, когда эти тексты еще только начинали серьезно изучаться, комментироваться, когда они стали частью университетской программы. С тех пор этот перечень метафизических свойств был многократно повторен и сделался “школьной премудростью”, но без него невозможно обойтись, и все дело в том, как с ним обходиться. Поставленные через запятую, эти свойства описательно мертвы; приведенные во взаимодействие, они легко могут быть развернуты в смысловой ряд, представляющий, как полагал еще один авторитет в области “метафизической поэзии” — Эрл Майнер, “историю ее развития”, что он и предпринял в своей известной монографии.

Помимо истории развития, в перечне свойств можно увидеть и динамику самого метафизического текста, характерную для него во всех жанрах: концентрация смысла — метафоризм (кончетти) — драматическая и глубоко личная ситуация лирического монолога — разговорность тона — построение текста как остроумного доказательства (аргументами в котором служат кончетти)...

Все это остается в силе и там, где поэт резко меняет жанр и предмет своей речи, оставляя любовное объяснение и начиная объяснение с Богом. Метафизическая ситуация все равно лична и даже обыденна, обыденна в сравнении со своим высоким, духовным предметом — любви или веры, путь к которому открывает изощренный разум, остроумие, устанавливающее связи между понятиями, далекими по своей ценности и по своей природе, а следовательно, охватывающее огромное смысловое пространство. Первоначальное ощущение сходства, подобия явлений возникает случайно; подсказанное беглым впечатлением, оно принадлежит “здесь” и “сейчас”, но, продуманно развернутое, оно оказывается подходящим средством для долгого путешествия в сферу бесконечного.

К уже названным чертам метафизического текста, пожалуй, остается добавить еще одну, столь же общую, хотя как будто бы характеризующую лишь жанр религиозной лирики — медитацию. Введенное и обоснованное Л. Л. Мартцем, это понятие показалось долго ненаходимым ключом к тексту “метафизической поэзии”. Им начали пользоваться так широко и неумеренно, что довольно скоро возникла необходимость напомнить, что поэзия остается поэзией и не может быть исчерпывающе объяснена аналогией из другой сферы духовной деятельности. Однако и при всех передержках медитация многое прояснила и в отношении поэта-метафизика к своему предмету, и в том, как он строит свое высказывание.

Составленной им антологии медитативной поэзии Л. Л. Мартц предпослал трактат английского иезуита Эдварда Доусона “Практический метод медитации” (1614), фактически излагающий систему духовной дисциплины, предписанной Игнатием Лойолой. Это пособие по медитации, объясняющее, как проникнуться ощущением Божественного присутствия, как обострить все свои чувства, как обратиться к Богу: “... мы можем беседовать с Богом так, как слуга беседует со своим Господином, как сын — с Отцом, как один друг обращается к другому, как супруга — к своему возлюбленному мужу, как преступник — к своему Судье, или иначе, как наставит нас Святой Дух”. Иезуит как будто подчеркивает, что в общении с Богом человек не должен пытаться выйти из своей земной роли, но лишь верно выбрать ту, которая ближе его душевному состоянию, а в своем предисловии к книге Л. Л. Мартц поясняет, что медитация ни в коей мере не предполагает отречения от себя, от своих чувств, напротив: “Повседневная жизнь играет свою роль, так как медитирующий человек должен ощутить присутствие Бога здесь, сейчас, у своего очага и своего порога, в самой глубине своей души...”

Не только обращаясь к Богу, но и в дружеском послании, и в любовном стихотворении метафизический поэт занят тем же — он восстанавливает отношения, настраивается на присутствие собеседника (именно так, как это было в “Шторме” Донна), особенно остро переживает расставание, как будто по-тютчевски: “Кто может молвить до свиданья/Чрез бездну двух или трех дней...”

И все-таки поэт-метафизик берется преодолеть бездну разлуки, восстановить связь и поэтому запрещает печаль.

Считается, что первым, кто употребил понятие «метафизическая поэзия» в 1585 году был Джордано Бруно в книге «О героическом энтузиазме», посвящённой английскому поэту Филиппу Сидни. В общем смысле метафизика понимается как учение или знание о надэмпирических, сверхопытных, сверхчувственных законах бытия. Это знание о принципиально непознаваемых человеческим сознанием началах, иных законах

Во главе направления стоял Джон Донн. Для метафизической поэзии характерно ощущение распавшегося мироздания и утраты цельности представления о нём.

Большая группа лучших произведений Донна относится к 90-м годам XVI в. Это прежде всего лирический цикл «Песни и сонеты». Любовная лирика с ее всепобеждающей чувственной страстью, с ее языческим преклонением перед возлюбленной относится еще полностью к поэзии Ренессанса. Черты ренессансного реализма живут в сатирах поэта; в них содержатся живые зарисовки обычаев, нравов и типов английского общества на рубеже XVI-XVII вв. Весьма примечательны элегии Донна. Поэт придал этому жанру глубину и эмоциональность непосредственного восприятия действительности, культивируемую в английской элегии последующих времен. Сильна традиция Ренессанса и в двух эпистолах Донна - «Шторм» и «Штиль. Но уже в них начинает звучать тема ничтожества и бренности земного существования, появляются сетования на жалкую человеческую натуру.

Эта тема становится основной в его большой лирической поэме «Путь души» (1601) и особенно в «Анатомии мира» (1611), исступленной иеремиаде (длинное литературное произведение, в котором автор горько оплакивает состояние общества, обличая его пороки наряду с лживой моралью и, как правило, предсказывая его скорый упадок.) о бренности и ничтожности человека. С огромной горечью пишет поэт о бессилии и слабости смертного, о трагизме его заблуждений, о тщете его порывов и о ничтожности его познаний и свершений. С самоубийственным пафосом топчет Донн человеческое достоинство и все ценности гуманизма, разрушает гордый образ человека, созданный Ренессансом, воспевает человека, осознавшего свою зависимость от провидения божьего, В этих произведениях автор мучительно расстается с иными идеалами, которые были дороги ему ранее. Здесь звучит историческое раскаяние флагелланта, бичующего себя за свои мнимые грехи, бесконечно соблазнительные для него и теперь и потому особенно страшные. Поэмы Дж. Донна воспринимаются тем более трагично, что они создаются почти в то же время, когда Шекспир отстаивает идеалы гуманизма в «Буре» и «Цимбелине», а Бен Джонсон формирует свою эстетику, верную примату несокрушимого разума.

Личная интеллектуальная драма Донна, вероятно, была обострена еще и тем, что, приняв по настоянию короля Якова I сан священника, он стал со временем одним из самых популярных проповедников в духе англокатолицизма, должен был вновь и вновь напоминать самому себе и пастве, восхищенной его искусством, о незыблемости и твердости своей веры. Поэзия Донна несет на себе печать кризиса сознания, взаимоотрицающие противоречия, в ней затронута тема необходимости смирения жалкого человека перед всесильной мощью божества. Донн твердо избирает для себя путь служителя церкви и проповедника. Постепенно его поэзия удаляется от былых ренессансных тем, и ее основными образами становятся жалкий, грешный, легкомысленный человек, раб божий, и всемогущее, всевидящее беспощадное начало, к которому направлены помыслы лирического героя поэта, измученного сомнениями в себе и в тех гуманистических идеях, которые были для него еще недавно святыней.

С влиянием Донна связывают целую школу английской поэзии середины XVII в., называемую иногда «школой остроумия» («school of wit»), иногда - школой «поэтов-метафизиков». Первое название пошло от распространенной в те годы тенденции вводить в поэзию остроумные и замысловатые парадоксы, остроты, строить целые стихотворения как развернутый афоризм (сходные явления в итальянской поэзии XVII в. назывались кончетти; отсюда другое название «школы остроумия» - консейтизм). «Метафизической школой» последователей Донна определил впервые Дж. Драйден. Это было повторено известным филологом XVIII в. С. Джонсоном и закрепилось за группой поэтов XVII в., для творчества которых характерна атмосфера мистицизма, религиозно-этических исканий, поэтического самоуглубления. В эту группу в первую очередь входят поэты Дж. Герберт (1593-1633), Г. Воган (1622-1695), Р. Крешоу (1613-1649), Ф. Квэрлз (1592-1644).

Несмотря на различные религиозные взгляды, «поэты-метафизики» действительно объединены обращением к лирике, пронизанной богоискательскими настроениями. Миру земных страстей и утех они противопоставляли напряженное созерцание, молитвенный экстаз. Мотивы отшельничества, осуждение суетной жизни свойственны «поэтам-метафизикам». Природа для них - храм или молельня. Их стихи часто выливаются в жанр поэтической молитвы, исповеди или высокого морального размышления. В любом жизненном явлении «поэты-метафизики» ищут прежде всего некий скрытый мистический смысл, раскрытие которого и превращается в задачу, решаемую поэтом. «Поэты-метафизики» охотно разрабатывают и углубляют технику поэтической аллегории, унаследованную от средневековой, религиозной лирики и претворяют ее в систему девизов и эмблем, образов, имеющих сокровенный религиозный смысл. Особенно широко представлен эмблематизм как одна из важных и оригинальных сторон поэзии «метафизиков» в творчестве Ф. Квэрлза.

Несмотря на творческую односторонность и стилистическое однообразие, «поэты-метафизики» в какой-то мере расширили проблематику английской поэзии, закрепили в ней жанр философской лирики, определили психологическую тенденцию, вывели поэзию за пределы сравнительной жанровой узости, наметившейся к исходу XVI столетия.

Каролингская школа» (или школа поэтов-кавалеров) - наследница традиции ренессансной поэзии и одновременно еще одна английская модификация барокко (Писатели и поэты в эпоху барокко воспринимали реальный мир как иллюзию и сон). Ее название происходит от латинизированного имени короля Карла I. В нее входили поэты-«кавалеры», сторонники короля, создававшие придворно-аристократическую поэзию. В ней широко представлены анакреонтические (сознательно культивируемое наслаждение радостями жизни) и пасторальные мотивы, царит мирное веселье, воспевается природа, красота, уют. Наиболее заметным поэтом этой школы был Роберт Геррик. Бо́льшая часть стихотворений Геррика опубликована в 1648 в поэтическом сборнике «Hesperides» - «Геспериды, или Сочинения светские и духовные» в котором представлена пасторальная, анакреонтическая, религиозная лирика. Мир любви, воссозданный в поэзии Геррика, - это счастливый и беззаботный мир, не похожий на мир Джона Донна или Бена Джонсона. В светском разделе книге представлены 1130 разных стихотворений свидетельствующих о чрезвычайной разносторонности автора. Здесь можно найти и колдовские заклинания, и оды во вкусе Горация, и песни о природе, и застольные песни, и изысканные безделушки в адрес воображаемой дамы сердца, а также стихотворные сказки и эпиграммы.

Творчество Джона Драйдера.

Классицизм в литературе периода Реставрации представлен творчеством Джона Драйдена (John Dryden, 1631-1700).

В отличие от других европейских литератур XVII в., классицизм в английской литературе не стал вполне сложившимся направлением. В Англии для его развития не было тех необходимых предпосылок, какие имелись, например, во Франции, где эстетика и литература классицизма представлены такими блестящими именами, как Буало, Корнель, Расин и Мольер. Объясняется это тем обстоятельством, что развитие и подъем классицизма во Франции совпадает с эпохой расцвета абсолютной монархии, являвшейся в то время объединяющим началом общества. Исторический путь развития Англии был иным. Реставрация Стюартов, сменивших буржуазную республику, не создала благоприятной почвы для расцвета классицизма.

Эстетика классицизма связана с культом античности и разума, со стремлением к упорядоченности и нормативности. Если в произведениях эпохи Возрождения герои представали во всем многообразии, богатстве и величии заключенных в них сил и страстей, то эстетика классицизма предписывала подчинение эмоций рассудку, чувств - долгу. Борьба чувств и долга становилась основой конфликта произведений. Изображение характера отличалось однолинейностью. Обнаруживалось тяготение к созданию обобщенных образов. Обязательным было соблюдение трех единств - действия, места и времени.

В Англии теоретиком классицизма выступил Драйден, которого считают и основоположником английской литературной критики. Известность получила его ода на смерть Кромвеля. Однако сразу же после реставрации монархии он в своих политических сатирах и одах стал прославлять Стюартов, защищать монархию и вскоре сделался придворным поэтом и историографом. Драйден отличался нестойкостью своих политических взглядов и религиозных убеждений. Начав с осуждения католицизма, он затем принимает католическую веру и в поэме «Лань и пантера» (The Hind and the Panther, 1687) выступает с прославлением римско-католической церкви. Среди поэтических произведений Драйдена интересно стихотворение «Чудесный год» (Annus Mirabilis; The Year of Wonders, 1666), в котором рассказывается о событиях, пережитых Лондоном в 1666 г. (пожар и чума).

Важное место в его творчестве принадлежит драматургии, в области которой он следовал образцам французского классицизма (Корнель, Расин), продолжая одновременно и традиции поздней елизаветинской драмы (Бен Джонсон, Бомонт и Флетчер). По образцу французской драматургии некоторые из своих произведений он написал «героическим стихом», для которого характерны пятистопный ямб и парная рифма.

Драйден обращался к форме комедии, писал музыкальные драмы и героические трагедии. В последних, однако, героический пафос подменялся риторикой. Сюжеты его произведений основаны на истории кровавых преступлений и характеризуются интересом к экзотике («Индийский император, или Завоевание Мексики испанцами» 1665) и др. Необычайные события Драйден стремился передать, обращаясь к канонам классицизма. В комедиях Драйдена отражены нравы эпохи Реставрации («Дикий волокита» - The Wild Gallant, 1663). Среди трагедий Драйдена наибольшей известностью пользуются «Тайная любовь, или Королева-девственница» «Дон Себастьян».

В «Опыте о драматической поэме» и в «Опыте о героических пьесах» Драйден изложил свои взгляды на литературу и задачи драматургии, определив в качестве явлений, на которые он ориентируется, французский классицизм и творчество Шекспира. О Шекспире Драйден пишет как о писателе, у которого «из всех современных и древних писателей, быть может, была самая всеобъемлющая и понимающая душа. Все явления природы были открыты ему, и он изображал их без усилия и с успехом». Созданные Драйденом-критиком литературные портреты (Шекспира, Бена Джонсона, Бомонта и Флетчера, Спенсера и Мильтона) отличаются глубоким проникновением в существо их творчества. Драйдена по праву называют «отцом английской критики».

Творчество Джона Беньяна.

Джон Беньян (John Bunyan, 1628-1688) - крупнейший английский прозаик XVII в., связанный с демократическими слоями пуританства. Он родился в семье крестьянина, принимал участие в гражданской войне, находясь сначала в армии короля, а затем перейдя на сторону индепендентов. Оставив военную службу, Беньян стал бродячим лудильщиком. Лужение нанесение тонкого слоя олова на поверхность металлических изделий). В 50-е годы он известен как деятельный проповедник-пуританин, член одной из антицерковных сект.

Наиболее значительные произведения Беньяна - аллегорическая повесть «Путь паломника» (The Pilgrim"s Progress, 1678) и повесть «Жизнь и смерть мистера Бэдмена» (The Life and Death of Mr. Badman, 1680). Обе повести были созданы в годы Реставрации, когда писатель подвергался гонениям и двенадцать лет пробыл в тюрьме, куда был заключен за отказ прекратить свою деятельность проповедника. В «Пути паломника» в соответствии с представлениями пуритан Беньян изображает человеческую жизнь как поиски высшей правды. Обрести ее можно только на небесах. Но достигнуть «Небесного Града» суждено лишь тому, кто преодолеет стоящие на его пути искушения и трудности. Смысл жизни Беньян видит в духовном совершенствовании: оно открывает райские врата и помогает каждому обрести «свой дом».

Герой повести Христиан отправляется на поиски «Небесного Града». На пути ему приходится преодолевать множество опасностей. С трудом он минует Топь Уныния, где «тысячами погибали путешественники с обозами, груженными добрыми намерениями»; его хотят совратить с «верного пути евангельского учения»; ему приходится нести на спине непомерно тяжкое бремя грехов; на его пути возникают гора «Затруднение», дороги «Опасность» и «Погибель»; в долине Смертной Тени он видит двух великанов - Язычество и Папство. Первый великан уже мертв, а второй - «дряхлый старик, кусающий ногти от сознания своего бессилия». Наконец вместе со своим спутником Верным Христиан приходит в город, где попадает на Ярмарку тщеславия (Vanity Fair). Здесь все продается и все покупается - дома, почести, титулы и звания, царства и удовольствия. Здесь можно покупать и людей -богатых жен и мужей, детей и слуг. Здесь продаются людские души и драгоценности. Но паломникам нужна только истина. Посетители Ярмарки сначала смеются над ними, а потом бросают их в клетку и хотят предать казни. Начинается суд, где свидетелями выступают Зависть и Ябедничество, а присяжными - Лживый и Беспощадный. Спутник Христиана погибает, а сам он достигает «Небесного Града». В завершающем повесть обращении к читателю Беньян просит не принимать созданную им аллегорию буквально, но «самому выбрать из нее суть идеи».

Повесть Беньяна написана в традиционной форме видения. Многое сближает ее с «Видением о Петре Пахаре» Ленгленда. Вместе с тем «Путь паломника» предваряет сюжеты и образы произведений XVIII и XIX вв. Обличение праздности и тщеславия аристократов, стяжательства торгашей-буржуа, обобщающий образ Ярмарки тщеславия, которой противостоят народные представления о справедливой и честной жизни, -все это будет воспринято и развито в реалистической литературе последующих эпох.

«Жизнь и смерть мистера Бэдмена» является образцом социально-бытовой повести. Она строится в форме диалога мистера Уайзмена («мудрого человека») и мистера Аттентив («внимательно слушающего») и содержит историю буржуа-стяжателя по имени Бэдмен («плохой человек»). Вся его жизнь - цепь преступлений. В юности он промотал отцовское наследство. Ради денег женился на богатой невесте, не испытывая к ней никакого расположения. Путем ловких махинаций Бэдмен нажил громадное состояние и приобрел вес и влияние в обществе. В образе Бэдмена обобщены характерные черты буржуазного дельца и лицемера.

В годы Реставрации произведения Беньяна, выражавшие пуританские идеалы гражданственности и обличающие установившиеся в стране порядки, имели сильное политическое звучание и пользовались большой популярностью.

Театр эпохи Реставрации.

После восстановления монархии Стюартов в Англии наступил благоприятный период для возрождения театра. Аудиторию городских театров составляла исключительно аристократия и городская знать. Драматическое искусство выражало антипуританский и антибуржуазный дух, который прорывался наружу после долгих лет гонений и вынужденного молчания. В многочисленных сатирических комедиях роль глупца-простофили или мужа-рогоносца отводилась непременно незадачливому буржуа.

Театр эпохи Реставрации восстанавливался в течение длительного времени, и изменения, происшедшие с ним в этот период, были значительными. В Англии образовалась театральная монополия. Особое внимание уделялось репертуару театров.

В обществе стало все чаще возникать возмущение по поводу спектаклей, представлявших в привлекательном свете человеческие пороки и безнравственность. Книга проповедника-реакционера Джереми Колльера «Краткий очерк безнравственности и нечестивости английской сцены» вызвала целый шквал откликов и возмущение в театральной среде. Несмотря на то что изложенное в книге резко критиковалось театральными деятелями, она дала ощутимые положительные результаты. Изменился репертуар, в который вошли теперь драматические произведения с тематикой, утверждающей буржуазные добродетели: набожность, бережливость и добропорядочность.

Гражданские общества по исправлению нравов строго следили за содержанием произведений, которые ставили лондонские театры. На спектаклях присутствовали специальные агенты, наблюдавшие за ходом спектакля и фиксировавшие любые выпады против нравственности.

К началу XVIII века английский театр пришел измененным, пересмотревшим свои моральные и этические ценности. Самое пристальное внимание уделялось не только человеческим порокам, но и попыткам понять их происхождение и социальную почву. В театре можно было посмеяться над недотепами-аристократами и выскочками-буржуа, придворными лицемерами и купцами-нуворишами. Наблюдая за чужой жизнью на сцене, зритель задумывался над своей, и тогда на многие жизненные вопросы находились необходимые ответы.

В 1660 году Карл II со своим двором вернулся в Лондон: с реставрацией монархии возрождается и театральная жизнь. Карл Стюарт любил театры, но не настолько, чтобы позволить их беспорядочный рост как в елизаветинские времена.
Он издал специальный указ, по которому антрепренеры теперь должны были получать патенты у короля. Этот указ вызвал ожесточенную борьбу среди театральных трупп за право владеть патентом. Победителями вышли Вильям Давенант, основавший театр на Линкольн Инн, и Томас Киллигрэ, директор «Королевского театра» на Друри Лэйн.

Театр Реставрации претерпел значительные изменения, которые затронули все аспекты его существования. Прежде всего, изменения коснулись внешней формы - планировка театрального помещения, уровень технического обеспечения. Так, вместо площадных форм шекспировского театра появилась сцена - коробка, требовавшая более строгой композиции пьесы и большей бытовой достоверности. Быстрое развитие науки и техники увеличило возможности декорационного и бутафорского оформления спектаклей и привело к тому, что порой сценические эффекты и роскошные декорации стали главным средством привлечения публики в театр. Здания театра стали меньше и вмещали не более трехсот зрителей. Это объяснялось изменением социального состава публики. Театр Возрождения был более демократичным: часто представители высшего дворянства не находили ничего предосудительного в том, чтобы занимать места рядом с выходцами из городских низов

Драматическое искусство сделалось выражением того антибуржуазного, антипуританского духа, которым была пронизана господствующая идеология эпохи. Пуританские добродетели - бережливость, набожность, деловитость - были жестоко осмеяны. В многочисленных комедиях нравов буржуа появляется в смешном и неприглядном виде, например в образе обманутого мужа, простофили или скряги. Это вызвало протест буржуазных кругов и положило начало бесконечным дебатам о том, какой должна быть комедия.

Противники театра негодовали, прежде всего, на то, что в большинстве современных комедий порок изображается в самом привлекательном виде, а в зрителях воспитывается чувство восхищения порочными людьми.

Сюжет комедии Реставрации обычно построен вокруг группы молодых мужчин и женщин, характеризующихся такими чертами как остроумие, учтивость и изысканность манер. Место действия - обычно улицы Лондона, кофейни, парки, светские салоны. Главные темы почти всегда любовь, любовные интриги, супружеские измены». Обычно комедия нравов обрисовывает следующие человеческие типы: галантный молодой повеса, неверная жена, обманутый муж, и невинная молодая девушка, чья добродетель в конце пьесы вознаграждается. Огромное значение придавалось изящным диалогам, построенным по принципу «остроумие ради остроумия». Особенно остроумные диалоги ценились в пьесах, главная цель которых состояла в высмеивании человеческих пороков.

комедии Реставрации действительно отражают многие основополагающие черты английского общества второй половины XVII века. Фаворитизм не был новым явлением для английского общества, но такого количества адюльтеров в королевском дворце не видели со времен Генриха VIII. Король и его многочисленные фаворитки сделали все для того, чтобы стремление к любви и плотским наслаждениям стало главным занятием аристократии. Атмосфера пьес соответствует жизни этой общественной группы, их герои были срисованы с графов, герцогов, с самого короля, и какими бы дерзкими и шокирующими ни были бы их поступки и слова, они полностью совпадают с царящим в обществе культом безнравственности.

Театр эпохи Реставрации чутко реагировал на все изменения социальной и духовной жизни страны, и поэтому ему приходилось сталкиваться с трудностями, свойственными всему переломному времени: « с одной стороны сцена отражала интересы класса дворян, теряющих свои привилегии, а с другой - новой финансовой и земельной знати, получившей реальные права на управление страной и стремившейся завоевать большинство в Парламенте».
Но целью комедиографов периода Реставрации вовсе не являлось выставление греха в привлекательном виде. Напротив, они анализировали людские пороки, старались проникнуть в их социальную сущность; и комедия нравов была способом точно и ярко отобразить различные явления и стороны жизни.

Именно с. позиций достоверного отражения различных сторон жизни и следует рассматривать театр эпохи Реставрации, который стал важнейшим этапом в развитии европейского сценического искусства.

(История всемирной литературы. –Т. 4.–М., 1987.–С. 181 – 183)

Крупнейшей фигурой среди английских писателей начала века был Джон Донн (1572 – 1631). Он стал известен более или менее широкому кругу читателей только в XVII в. Но большая группа лучших произведений Донна относится к 90-м годам XVI в. Это прежде всего лирический цикл «Песни и сонеты». Любовная лирика с ее всепобеждающей чувственной страстью, с ее языческим преклонением перед возлюбленной относится еще полностью к поэзии Ренессанса. Черты ренессансного реализма живут в сатирах поэта; в них содержатся живые зарисовки обычаев, нравов и типов английского общества на рубеже XVI-XVII вв. Весьма примечательны элегии Донна. Поэт придал этому жанру глубину и эмоциональность непосредственного восприятия действительности, культивируемую в английской элегии последующих времен. Сильна традиция Ренессанса и в двух эпистолах Донна–«Шторм» и «Штиль», которые могли бы быть сочинены и автором «Бури». Но уже в них начинает звучать тема ничтожества и бренности земного существования, появляются сетования на жалкую человеческую натуру.

Эта тема становится основной в его большой лирической поэме «Путь души» (1601) и особенно в «Анатомии мира» (1611), исступленной иеремиаде о бренности и ничтожности человека. С огромной горечью пишет поэт о бессилии и слабости смертного, о трагизме его заблуждений, о тщете его порывов и о ничтожности его познаний и свершений. С самоубийственным пафосом топчет Донн человеческое достоинство и все ценности гуманизма, разрушает гордый образ человека, созданный Ренессансом, воспевает человека, осознавшего свою зависимость от провидения божьего, с болезненным умилением рисует он человека как червя, пресмыкающегося в грязи и крови. В этих произведениях автор мучительно расстается с иными идеалами, которые были дороги ему ранее. Здесь звучит историческое раскаяние флагелланта, бичующего себя за свои мнимые грехи, бесконечно соблазнительные для него и теперь и потому особенно страшные. Поэмы Дж. Донна воспринимаются тем более трагично, что они создаются почти в то же время, когда Шекспир отстаивает идеалы гуманизма в «Буре» и «Цимбелине», а Бен Джонсон формирует свою эстетику, верную примату несокрушимого разума.

Личная интеллектуальная драма Донна, вероятно, была обострена еще и тем, что, приняв по настоянию короля Якова I сан священника, он стал со временем одним из самых популярных проповедников в духе англокатолицизма, должен был вновь и вновь напоминать самому себе и пастве, восхищенной его искусством, о незыблемости и твердости своей веры. Поэзия Донна несет на себе печать кризиса сознания, взаимоотрицающие противоречия, в ней затронута тема необходимости смирения жалкого человека перед всесильной мощью божества. Донн твердо избирает для себя путь служителя церкви и проповедника. Постепенно его поэзия удаляется от былых ренессансных тем, и ее основными образами становятся жалкий, грешный, легкомысленный человек, раб божий, и всемогущее, всевидящее беспощадное начало, к которому направлены помыслы лирического героя поэта, измученного сомнениями в себе и в тех гуманистических идеях, которые были для него еще недавно святыней. Навсегда одним из ярчайших примеров кричащих противоречий в мировой литературе останутся поэзия и проповеди Донна, в которых заключены и непосредственный лиризм, глубокий психологизм, и воинствующая мистика.

Но эти противоречия не в силах заслонить ни силу поэтического таланта Донна, ни остроту его стихотворных сатир и проповедей, в которых переданы реальные черты английской действительности его эпохи.

Острая противоречивость мировоззрения Донна воплощена в хаотичных и гротескных образах его поэзии. Корабль, захваченный бурей, трясется, как больной лихорадкой; трюм, наполняющийся водой, как пораженные водянкой внутренности больного. Смерть уподобляется приступу тошноты; матросы, истомленные тропическим зноем, –библейские отроки в пещи огненной. Суда–это застывшие в штиле острова, и человек в своем одиночестве подобен острову.

Если юный Донн погружался в литературную традицию античности и мыслил образами античной поэзии, то на склоне лет уйдя в традицию схоластической церковной словесности, поэт подчинил ей свои парадоксы (в 1600 г. вышла книга прозы Донна «Парадоксы и проблемы»). На вопрос: «Почему природа есть наш наихудший вожатый?» - он отвечал вполне в духе Алкуина: «Может ли она быть вожатым всех творений земных, если сама была сотворена?»

Круг мистических богоискательских настроений, восторг религиозного самоуничижения, ощущение своего времени как катастрофы, спасение от которой надо искать в вере, истерическая напряженность идей и формы, склонность к парадоксу и постоянной игре на поэтической и мыслительной контроверзе, витиеватое многословие сближают поэзию Донна с теми явлениями западноевропейской литературы, характерными для конца XVI в. и далее для XVII столетия, которые обычно называются литературой барокко. В качестве параллелей возникают в этой связи творчество Гонгоры и Кальдерона в Испании, поэзия Марино в Италии, творчество А. Грифиуса и Вторая силезская школа в немецких землях, религиозная поэзия на рубеже XVI-XVII вв. и прециозная литература во Франции. На этом фоне Дж. Донн –звезда первой величины.

Настроения и образы поэзии и проповедей Донна оказали серьезное воздействие на литературные круги 20-х и особенно 30-х годов XVII в. (сборник стихов Донна вышел только в начале 30-х годов, а дотоле они были известны в рукописи). С влиянием Донна связывают целую школу английской поэзии середины XVII в., называемую иногда «школой остроумия» («school of wit»), иногда –школой «поэтов-метафизиков». Первое название пошло от распространенной в те годы тенденции вводить в поэзию остроумные и замысловатые парадоксы, остроты, строить целые стихотворения как развернутый афоризм (сходные явления в итальянской поэзии XVII в. назывались кончетти; отсюда другое название «школы остроумия»–консейтизм). «Метафизической школой» последователей Донна определил впервые Дж. Драйден. Это было повторено известным филологом XVIII в. С. Джонсоном и закрепилось за группой поэтов XVII в., для творчества которых характерна атмосфера мистицизма, религиозно-этических исканий, поэтического самоуглубления. В эту группу в первую очередь входят поэты Дж. Герберт (1593 – 1633), Г. Воган (1622 – 1695), Р. Крешоу (1613 –1649), Ф. Квэрлз (1592 – 1644).

Несмотря на различные религиозные взгляды, «поэты-метафизики» действительно объединены обращением к лирике, пронизанной богоискательскими настроениями. Миру земных страстей и утех они противопоставляли напряженное созерцание, молитвенный экстаз –мучительную христианскую самооценку, в свете которой тщетой и обманом представала земная деятельность. Мотивы отшельничества, осуждение суетной жизни свойственны «поэтам-метафизикам». Природа для них–храм или молельня. Их стихи часто выливаются в жанр поэтической молитвы, исповеди или высокого морального размышления. В любом жизненном явлении «поэты-метафизики» ищут прежде всего некий скрытый мистический смысл, раскрытие которого и превращается в задачу, решаемую поэтом. «Поэты-метафизики» охотно разрабатывают и углубляют технику поэтической аллегории, унаследованную от средневековой, религиозной лирики и претворяют ее в систему девизов и эмблем, образов, имеющих сокровенный религиозный смысл. Особенно широко представлен эмблематизм как одна из важных и оригинальных сторон поэзии «метафизиков» в творчестве Ф. Квэрлза. В творчестве «метафизиков» многое типологически сходно с мистической поэзией испанского барокко и особенно с немецкой поэзией Второй силезской школы.

Несмотря на творческую односторонность и стилистическое однообразие, «поэты-метафизики» в какой-то мере расширили проблематику английской поэзии, закрепили в ней жанр философской лирики, определили психологическую тенденцию, вывели поэзию за пределы сравнительной жанровой узости, наметившейся к исходу XVI столетия.